Галобионты

– Ты можешь понять, что в случае, если они заметили бы нас, нам пришлось бы в спешном порядке покинуть этот остров? А ты только недавно говорила мне о том, как боишься этого!

– Но этого же не произошло! – стояла на своем Любовь. —

А вот если бы девочка погибла, а она обязательно погибла бы от укуса манговой змейки, то все было бы гораздо страшнее. Почему ты не хочешь ценить того хорошего, что случается с нами и постоянно думаешь о плохом? Люди уехали, дети остались живы и здоровы. Все хорошо закончилось. Мы должны радоваться, а на тебе лица нет от злости! Это неправильно!

Алекс собрался было сказать что-то, но взглянув на ее разрумянившееся лицо и горящие глаза, не стал этого делать. Он молча обнял ее и привлек к себе. Любовь сейчас же ответила на его ласку, прижавшись к нему всем телом и обвив руками шею Алекса.

– Я знаю, что ты очень добрый, – прошептала она, – поэтому я тебя люблю.

Алекс гладил ее густые пышные волосы, думая о том, что ни за что не смог бы сказать ей тех страшных слов, которые готовы были сорваться с его губ. Обнявшись, они пошли к хижине.

– А все-таки хорошо, что мы увидели этих людей. Какая прелесть – эти кудрявые ребятишки! У них, должно быть, замечательные родители. Эти люди выглядели такими счастливыми!.. Теперь я смогу говорить, что знаю о настоящем человеческом счастье, – произнесла Любовь, с легким сожалением оборачиваясь назад, в ту сторону, куда уходила яхта. – Я убедилась, что счастье есть на свете. И все вовсе не так страшно и плохо, как ты мне говорил. – Девушка лукаво взглянула на Алекса. – Только попробуй со мной поспорить и уверять меня, что здесь, на земле нельзя быть счастливыми.

Алекс не стал разубеждать подругу. Он не сказал Любови, что по данной ему инструкции, которую обязан был неукоснительно исполнять, ему надлежало уничтожить любого, кто видел их на острове. Если бы кто-то из детей заметил его и сообщил об этом родителям, Алекс вынужден был бы уничтожить всю семью и затопить яхту.

* * *

В воскресенье состоялось торжественное отбытие Дзержинца, который прихватил с собой и Тихомирова. Полковник не выказал особого удивления тем, что ассистент профессора собирается покинуть Базу непосредственно перед адвентацией. Степанов сказал Дзержинцу, что преспокойно справится без посторонней помощи. Это выглядело вполне правдоподобным, учитывая, что заканчивался генезис уже пятой серии, следовательно, профессор накопил достаточно опыта, чтобы не нуждаться в присутствии ассистента. Гораздо больше Дзержинца интересовали подробности похождений Геракла.

Степанов даже не пытался присутствовать при долгом, обстоятельном разговоре, зная, что полковник не допустит этого. Профессор был почти спокоен за своего питомца, не сомневаясь, что Геракл достаточно умен и не ударит в грязь лицом. И все же он то и дело отрывался от своих дел в ожидании окончания разговора. Степанову хотелось убедиться, что все прошло именно так, как он планировал. Этот „допрос“ был своего рода тестом для питомца Степанова. Общение с Дзержинцем требовало от человека немалого самообладания и крепких нервов. У самого профессора далеко не всегда хватало как первого, так и последнего. Дзержинец продержал Геракла больше двух часов. Когда, наконец, беседа была закончена и они вышли из кабинета, Степанов с удовлетворением отметил, что полковник выглядит более утомленным, нежели Геракл. В целом же, все прошло нормально.

– Я доволен работой ваших питомцев, профессор, – сказал Дзержинец, – но меня интересует один вопрос.

– Слушаю вас, полковник, – с готовностью обернулся к нему Степанов.

– Геракл дает стопроцентную гарантию того, что из троих посланных в живых остался он один.

Профессор кивнул.

– Вы можете с полной уверенностью подтвердить это?

– Я не присутствовал при выполнении операции, но доверяю Гераклу, как самому себе. Он отправлялся на задание с четкими инструкциями. Можно сказать, Геракл был запраграммирован и выполнил всю программу.

– Хотелось бы мне быть уверенным, так же, как вы, – сказал Дзержинец.

– Полковник, я как никто другой, хорошо знаю, что вам свойственна недоверчивость. Но в данном случае она совершенно не уместна. Я со всей ответственностью заявляю, что Геракл сказал вам полную правду. И к тому, прошло уже достаточно времени. Если бы наш посланник допустил какую-либо небрежность, то это уже давно выплыло бы наружу, – Степанов хохотнул, сообразив, что у него получился каламбур, – да, – продолжал он еще более уверенно, – выплыло бы наружу и в прямом, и в переносном смыслах.

Дзержинец отвел взгляд от профессора и стал смотреть на гебуртационные камеры.

– Скоро? – поинтересовался он, кивнув на них.