Галобионты

Работать в таких условиях становилось все труднее. Совершенно невыносимо стало тогда, когда Антоном Николаевичем заинтересовались люди из небезызвестного комитета. Однажды к Степанову явился человек в форме и стал расспрашивать его о канадском ученом, требуя во всех подробностях пересказывать их беседы и письма. Кончилось тем, что переписка заглохла – Степанову стало невмоготу поддерживать дружбу с человеком, которого он больше наверняка не увидит.

Степанов был вынужден заняться преподавательской деятельности, поскольку без этого он не смог бы получить докторской степени. Работа в институте была для Антона Николаевича поистине адовой. Он ненавидел и студентов, и своих коллег-преподавателей. Времени для исследовательской деятельности оставалось крайне мало, что чрезвычайно нервировало Степанова.

У него в жизни оставалась лишь одна отдушина, одно-единственное утешение, благодаря которому он мог сравнительно легко переносить все свои беды. Это была его дорогая Любаша. Боже! Как он любил ее. Это чувство не ослабевало с годами. Все с тем же трепетным благоговением Степанов смотрел на свою красавицу-жену. Его не смущало даже то, что нрав Любаши стал меняться. И далеко не в лучшую сторону. Все реже и реже ее прелестное личико озарялось по-детски счастливой улыбкой, смех ее уже не был таким звонким, а взгляд – таким лучистым и ласковым. Любаша понемногу замыкалась в себе. Очень редко Степанову удавалось вытащить жену на прогулку. Еще реже доводилось привлечь к исполнению супружеских обязанностей.

Странно, но это не беспокоило Антона Николаевича. У его было слишком мало времени, чтобы задуматься над странным поведением Любаши, как правило, Степанов возвращался домой заполночь, когда жена уже спала. Он старался выкраивать каждую свободную минутку для работы в своей лаборатории. Кроме того, Степанов настолько был поглощен мыслями о кознях коллег, что мало внимания обращал на атмосферу в собственном доме. С него было достаточно того, что каждый раз, возвращаясь к себе, он знал, там его ждет Любаша. Если не удавалось перемолвиться с женой и несколькими словами, с него было довольно просто посмотреть на нее спящую, услышать ее ровное спокойное дыхание, втянуть ноздрями запах ее духов, всегда витавший в их спальне.

Побыв с ней рядом несколько часов Степанов, словно Антей, набирался новых сил для возобновления постоянной борьбы. И в самые тяжелые моменты его поддерживало сознание, что где-то недалеко есть Любаша, которая принадлежит ему и всегда будет оставаться рядом. Если бы так оно и было, то Степанову наверняка удалось бы победить, тем более, что приближались времена перестройки.

И как же тяжело ему было, когда оказалось, что Любаша уже давно не принадлежит ему, а по большому счету никогда и не принадлежала… Этого он не смог пережить и сломался. Уход жены исковеркал всю его жизнь, разрушил душу, превратив Степанова в полуманьяка, существующего одной идеей – идеей отмщения…

Роковой для Антона Николаевича час пробил вскоре после трагической гибели при восхождении на пик Сталина Сашки Александрова. Весть о ней потрясла Степанова. Но он и не предполагал, каким ударом она стала для Любаши.

… Антон Николаевич помнил этот черный день так же отчетливо, как если бы он был вчера. Вернувшись домой из института, как всегда, поздней ночью, Степанов еще с порога почувствовал, что произошла беда. Он не мог сказать, что именно случилось, но по квартире витал какой-то жуткий, чуть ли не кладбищенский дух.

– Любаша! – громко позвал Степанов, хотя никогда раньше этого не делал.

Никто не отозвался. Не в силах ступить и шагу, Антон Николаевич долго стоял в темной прихожей в тщетной надежде услышать хоть какой-нибудь звук – доказательство, что в доме все обстоит по-прежнему.

– Любаша! – снова позвал Антон Николаевич, чувствуя, как замирает в груди сердце.

Он не мог вспомнить, сколько времени простоял в прихожей, прежде чем ступить в коридор и, пройдя несколько шагов, толкнуть дверь в сумрачную спальню.

Тикали часы. Из кухни доносилось негромкое гудение холодильника. На первый взгляд все было как обычно. В полной темноте Степанов не мог ничего разглядеть. Но войдя в спальню, он уже не сомневался, что Любаши там нет. Он чувствовал это всем своим существом и все же снова, в третий раз, окликнул ее по имени. В этом зове он излил всю свою боль, всю свою звериную тоску. И в этот миг к Степанову пришло осознание, что он уже давно подспудно ждал этого.

Упав на колени, Степанов уткнулся лицом в изножье кровати и зарыдал…

Позже он нашел письмо от жены. Любаша писала, что ей стала невыносима такая жизнь.

„… Ты, наверное, и сам догадываешься, что я никогда тебя по-настоящему не любила. Я лишь была благодарна тебе за твою любовь. Мне казалось раньше, что этого будет достаточно. Но, видно, я ошибалась. Нельзя жить с человеком вечно, если ты его не любишь…