Галоп

«Ин, а вот ты с массипо разговариваешь?».

«Мы в контакте».

«А с этим вот?».

«Животное, – последовал ответ. Помнится, таким же словом он определил и раненого Георга. – У него нет разума, и оно не умеет разговаривать».

На искусственном полуострове, куда они подплыли, их уже ждала корзина. Вместе с говоруном перетаскивая в нее раненого, Макс краем глаза успел заметить, как живой плот, взмахнув всем телом словно крыльями, ушел в темноту.

Здесь, на очередной остановке, все мало чем отличалось от того, что Макс увидел, впервые опустившись к подземной реке. Разве что грот побольше и заметнее следы посещений: сплетенные в пучки ветки для факелов, развешанные на свисающих с потолка крючьев, какие-то сосуды в высоко расположенных нишах, опять же плетеные короба, тоже поднятые над поверхностью, еще что-то в плотных тюках, из которых острыми углами выпирали неизвестные предметы.

Возможно, это склад или хранилище военных трофеев, но Макс больше отдавался тому ощущению, что он стоит на твердом и не сыром, обретя привычное для себя вертикальное положение, куда больше пристойное человеку разумному, чем лежать на вонючем слизняке, доверия к которому ни на грош.

«Дай», – протянул руку Ин, целясь на свой тесак.

«Что вы со мной собираетесь сделать?» – спросил Макс, не спеша расставаться с клинком. Задавая жизненно важный, принципиальный вопрос, хотелось иметь в руке приличное оружие, дабы иметь возможность дать принципиальный ответ, каким бы он ни был.

«Я не понял. Объясни».

Собака, он просто один в один повторяет фразы, произнесенные – вслух или нет – Максом. Как будто издевается.

«Это ты мне объясни. Ну вот поднимемся мы на базу. Что будет со мной?».

«Что хочешь».

«Теперь я не понял, – начал злиться Макс. Что за дурацкие игры! – Как это „что хочешь“? Я что, могу вернуться на базу, например? Или что?».

«Можешь. Потом. Через несколько дней. Можешь остаться. Что хочешь».

«А если я хочу сегодня?».

«Нельзя сегодня. Мы вместе».

Вопросов оставалось – как у дворняжку блох. И Макс постарался бы задать их, пусть только часть, но вот это «мы», слово, которое он по отношению к себе давно не слышал, если, конечно, речь не шла о бизнес-интересах, вдруг мягко легла ему на душу, и он расслабился.

Мы. Это действительно стоящее понятие. А уж ощущение – еще больше и куда сильней. Это не одинокая щепка, вертящаяся в бурном потоке, и даже не набор таких щепок. Это – МЫ.

– На, держи, – протянул он все еще мокрый тесак. – Слушай, а классная вещь. Кто делал-то?

– Я сам, – произнес говорун вслух.

Макс мало сказать удивился – опешил. Оказывается, он здорово соскучился по человеческой речи.

– А чего раньше-то молчал?

– Я не умел. Это… сложно так говорить.

– Да чего тут сложного?! В мозги мне, значит, легко, а так ему сложно. Ну ты, Ин, даешь.

– Другие… звуки. Язык иначе работает.

– Ладно, язык! Все нормально, Ин. Слушай, а как ты вообще это… Ну, вот так, по-русски-то?

– Ты говориль… Говорил! Мы слушаем, делаем… Черт!

– Красиво, – одобрил Макс. – Я понял. Учитесь.

6.

Нет, наверное, такого воинского начальника, исключая глубоко забуревших штабных крыс любого звания, глаз которого не радовал бы ровный строй подчиненных и браво вскинутые вверх их же подбородки, свидетельствующие о беспримерной отваге и ежесекундной готовности жизнь положить за приказ и устав, писаный, как известно, кровью. И пускай он, начальник этот, хмурится, отчего-то изображая недовольство, и мелко придирается на тему недодраенной до невероятного блеска обуви и недозатянутых до обморока поясных ремней. Это все внешнее, показное. На самом деле душа его ликует. Ну, или должна ликовать. Иначе какой он, на хрен, командир, ежели не радует его вид подтянутых и на все готовых молодцов! Тогда это не командир, а гнутый параграф – хоть устава, хоть инструкции по профилактике вензаболеваний.

Кинг, оглядывая строй, если и не чувствовал себя счастливым – до того ли сейчас при таких-то потерях! – но определенное удовлетворение все же испытывал. Он сумел-таки из этого сброда сделать солдат. Сюда бы еще парочку толковых сержантов, и тогда можно вовсе не беспокоиться. Но он и без этого справился.

Накануне база, поставленная на уши, проходила через самоочищение и самоорганизацию. При этом не стоит забывать, что инициатором, запалом этого процесса был он, полковник Ларусс. И вот, результат налицо. Еще парочка таких вздрючек, две-три хороших тревоги, и все, готова боеспособная часть. При других обстоятельствах он, не сомневаясь, объявил бы кое-кому из офицеров благодарность, но сегодня не то положение, совсем не то.

В душу закралась подленькая мысль: а может ну его, этот рейд? Ну в самом деле. Какой с него толк? Столько времени ничего не получалось, а тут вдруг за один день раз – и получится? Так не бывает.