Галоп

Это понятно. Это правильно. Это хорошо. Рэм не хочет прослыть крысой, которая крадет у своих. Народ тут не простой. Даже, прямо сказать, проблемный. Как раз того сорта, который много-много лет назад придумал суд Линча. То есть на приговор и расправу скорый. Только дай повод. Справедливость для своих.

– Не знаю…

– Должен буду!

Вор не знал и не должен был знать, что весь разговор Кинг пишет, выставив свой микрик только что не ко рту воришки.

– Тогда дышать будешь, как я скажу! – грохнул голосом Кинг. И наплевать ему было, что это может услышать доктор, болтающийся где-то в этом же боксе. Тот тоже на крючке. Только на своем.

Тратя десять минут на этого придурка, полковник больше думал о новичке. Уже неделю досье на него хранилось в памяти его личного компьютера, доступ в который не имел никто, кроме Кинга. Кстати, хотелось бы в это верить. Чемпион и все такое. Вербанули его на пустяке. Подумаешь, какая-то там лошадь! Да таких здесь – миллионы. Впрочем, о деталях вербовки полковнику не сообщили, но, изучив материалы, в том числе открытые, он понял суть. Сюда, в эту дыру, просто так никого не брали. Брали за что-то. Ну и почему-то, конечно. Сначала нужность, а потом…

Просто деньгами, как оказалось, не заманишь, хотя платили хорошо. Но открытые контракты предполагают куда большую информированность наемника, чем того, кого наклонили. Это аксиома. Уж больно тут специфическая работа.

Поэтому на разговор с новичком Кинг пошел с куда большим напряжением, чем с мелюзгой, которую он только что вербанул, как говорится, от гланд до анала. Чемпионы, даже бывшие, люди с гонором, много о себе мнящие и, хуже того, индивидуалисты. В строю они стоят только для того, чтобы покрасоваться, попасть в объектив, а на самом-то деле каждый сам за себя и только.

Полковник много лет посвятил тому, чтобы у него был строй, команда. И добивался этого! Еще только став взводным он за четыре месяца сделал из дюжины оболтусов лучшее подразделение в части, пропадая в казарме сутками. Досрочно став ротным, за полгода он создал команду зверей, способных взять любой объект в рамках боевого предназначения, заставив командование оснастить его парней по самому полному объему, выиграв, вырвав абсолютно дурацкие с точки зрения профессионального военного призы, которые сам он, про себя, не для подчиненных и уж тем более не для начальства, называл скачками.

Он рвал жилы, работал, не щадя ни себя, ни свою семью, созданную позже нормального для воспроизведения потомства срока. Да и семья-то, если честно…

У чемпиона, кстати, вообще никого, кроме родителей. Любовниц не считаем. А вот интересно, его как окрестят? Чемпионом? Намается парень с такой вывеской. Нравы на базе, будь она проклята, просты до неприличия. Ну не элитная часть, что тут сделаешь. Только и похуже бывает. Если уж чемпионов присылают… Нет, не так все плохо.

Однако и чемпионов надо приручать. Особенно их. Индивидуалистов. С учетом же того, какие задачи поставлены перед полковником Ларуссом, значение тренера, без которого приходилось обходиться несколько месяцев, куда больше, чем это можно представить со стороны.

Выходя на улицу, он включил изображение карты местности на своем наручном экране. Сегодня личный состав отрабатывал совместные действия против условного противника в условиях лесистой местности. Первое время ему приходилось лично контролировать ход учений, пока не вдолбил этим баранам, называющих себя солдатами, что без них, без тщательной – до пота – отработки они погибнут. И гибли! Причем как гибли? По дурацки! В последнее время он мог себе позволить иногда не принимать личного участия в подготовке подчиненных, наблюдая за их действиями по монитору. Судя по меткам на экране, бойцы собрались в обратный путь и часа через три вернуться на базу. Время есть.

– Можно? – громко спросил он с порога, распахивая дверь в привычной манере заставать подчиненных врасплох.

И застал. Тренер прямо в одежде и ботинках валялся на кровати и спал. От звука командирского голоса проснулся и поднял забинтованную голову, бессмысленно таращась спросонья. Не вскочил, как положено настоящему служаке при виде командира, а лежал, тараща глаза.

– А, это вы, Кинг, – проговорил он. Лежа! – Проходите. Я тут прилег. Разморило что-то.

– Встать!

– Что?

– Встать, я сказал!

Тренер встрепенулся, сел и… Так и остался сидеть.

– С какой стати?

– Что-о? А ну встать!!!

– Да пошел ты, – проговорил тренер и снова улегся. Даже глаза прикрыл.

Порой Ларуссу приходилось изображать приступы ярости, чтобы произвести должное впечатление, порой наоборот, давить ее в себе, изображая ледяное спокойствие, но часто бывало такое, что он не мог да и не хотел скрывать переполнявшие его чувства. От этого он, как говорится, терял голову и плохо себя контролировал в такие моменты, но он был свято уверен, что ни один командир не обходится без подобных вспышек и они в каком-то смысле даже необходимы. Впрочем, некоторое время у него появился весомый повод усомниться в правильности такого рода выкладках.