Галопом по Европам

Поняв, что это не Светка, ухожу в себя. Разговор Павла с матерью мне не интересен. Оглядываю парк. Людей, мягко говоря, немного. Точнее в поле моего зрения нет никого. Много хвойных деревьев, отчего местность напоминает Подмосковье. Закрываю глаза. Может, мне все это снится? Может, не было никакой Вены, тамошней полиции и Рима?

– Это не Светка, – Чернышов закончил трепаться и прежде, чем убрать телефон, набирает номер подруги, – вне зоны доступа. Все-таки странно, что она не звонит. Конечно, деньги и документы у нее есть, так что не пропадет. Как ехать в аэропорт, знает. Но все равно не понятно.

– Ты не сильно за нее переживаешь, – невольно замечаю я. – Зная Светкину безалаберность, я бы уже места себе не находил.

– Ей двадцать пять лет. Большая девочка. Кстати, поездку целиком прорабатывала она. Так что с головой у нее все в порядке.

– Согласен. Просто удивляет твое отношение к ней, – в моем тоне помимо воли сквозит осуждение и недовольство. Чувствую их неуместность и тут же поправляюсь, – пардон, это не мое дело.

– Сколько вы с ней встречались?

– Мы знакомы с детства, – никак не получается сообразить, когда мы начали именно встречаться, – наши семьи дружили, и мы тоже. А в любовь играть начали, наверно, когда Светка была в старших классах. Ей тогда было лет шестнадцать или семнадцать.

– А расстались, когда ей было двадцать три. То есть шесть или семь лет, – с математикой Павел явно «на ты». – А почему вы так долго тянули с женитьбой? Что мешало?

– Светка считала, что замуж надо идти, когда она созреет для рождения детей. Смешивать учебу в университете и ребенка она принципиально не хотела. Вот как-то так и шло.

– А мы начали близко общаться около года назад, а в любовь, как ты говоришь, играем месяцев семь или восемь.

С недоумением смотрю на Чернышова. Меньше всего на свете мне хочется услышать историю их с Ивановой любви. Только этого мне не хватало. И так уже третий день примеряю на себя роль мазохиста.

– Михаил, ты не беспокойся, я не собираюсь тебе выкладывать интимные подробности, – усмехается собеседник, заметив мой очумелый взгляд, – я просто прикидываю, кто она для тебя, и кто она для меня. За этот год у нас с ней была и дружба, и страстная влюбленность, и стабильная уверенность, и усталость. Полный цикл. Понимаешь?

– Наверное да.

– У вас тоже такое было? – видя, как я отрицательно мотаю головой, Павел продолжает, – ты, наверно, относишься к ней по-братски. Если вы всю жизнь-то вместе.

– Типа того.

– Тогда тебе не понять меня, – сокрушается Чернышов. Он явно чувствует себя виноватым передо мной и хочет оправдаться.

– Мы расстались два года назад, – напоминаю я ему, пытаясь создать образ безразличия, – и я не был монахом.

Мои слова странным образом радуют Павла и он, взбодрившись, продолжает:

– Когда объявили конкурс, Светка съехала от меня к себе. А по окончании конкурса придумала вот эту поездку. Мне кажется, это прекрасное окончание наших отношений. Я, честно говоря, не представляю ее в своей квартире опять на постоянке. Возможно, она тоже. Мы вместе, но это лишь видимость. У нас совершенно разные вкусы, взгляды и планы на будущее.

Выдав эту тираду, Павел сдувается. Очевидно, ему очень надо было кому-нибудь произнести это вслух. Я оказался прекрасной подушкой, осталось еще ему слюни подтереть и по балде погладить. Становится обидно за дуреху, но это не мое дело.

– Пошли город смотреть, – поднимаюсь я, – ты обещал мне площадь Навона и Испанскую лестницу. Хорошо бы дойти туда засветло.

До семи вечера гуляем по Риму, и новый друг рассказывает мне, что услышал утром от Гида. В начале восьмого приходим к Термине и подходим к поезду, идущему в аэропорт без остановок. Изо всех сил крутим головами, высматривая нашу пропажу. Но Ивановой нигде не видно. Одними из последних садимся в поезд, гадая уехала ли она раньше или подъедет позже. Экспрессы до аэропорта ходят довольно часто.

На конечной остановке в аэропорту поезд медленно заходит в тупиковую платформу и открывает на выход правые двери. С левой стороны за закрытыми дверями стоят люди, страждущие попасть на поезд. Рядом с нами сидит молодая женщина с двумя детьми. Один лет пяти, другой совсем мелкий в коляске. Мы с Чернышовым изображаем галантных кавалеров и берем шефство над одинокой мамашей. Она выходит на платформу, держа обоих детей. Я везу за ней коляску, а Павел несет ее сумки и наши куртки. Мы их сняли в поезде и уже не стали надевать, потому что поезд приходит непосредственно в аэропорт.

Женщина благодарит, помогаем ей утрамбовать детей и скарб в коляску. Двери вагона с нашей стороны тем временем закрываются, и открываются с противоположной. Народ, толпясь, начинает затекать в поезд.