Гамаюн — птица вещая

Его никто не сумеет отстоять, сколько бы он ни каялся и как бы ни бил себя в грудь. Да и не станет каяться Фомин. Его можно сломать, но не согнуть. Посаженный за решетку агент снабжения и сбыта выдал Фомина полностью. Фомину кроме исключения грозило следствие, предваряющее, как правило, скамью подсудимых. Думая о Фомине, Серокрыл не мог не оглянуться вокруг себя и кое-что сопоставить. Вот подле него стоит обычный, ничем не примечательный молодой и честный партийный работник и ждет бесплатной ухи со спиртным в придачу. Приходя на завод, он, быстро справившись с делом, садится за стол, ни копейки не платит, даже к карману не потянется. И, насытившись, уходит с невинными глазами. Так он поступает всюду, куда приезжает контролировать, указывать, покрикивать на людей и разносить их за каждый выброшенный целковый. Некоторые из начальников тоже не всегда потянутся за своим кошельком, а «ничтоже сумняшеся» попьют, поедят и с неколебимым достоинством уезжают, как будто бы все так и нужно. И у них и мысли не промелькнет о том, что фактически они совершают-то преступление. Ведь нет же такого порядка, борются с этим, а делают так, черт возьми... Много, ой как много кожаных черных регланов расходится на дармовщину!..

Рассуждая так и мысленно выкапывая всю подноготную, старый комбриг старался отыскать хоть какое-то оправдание тяжелому преступлению, совершенному человеком, близким ему по духу и биографии. Если Фомин очистился от скверны, не будет упорствовать по гордости, его нужно спасти, взять на Урал, под свое крыло, и вновь разбудить в нем человека. Жестокий к врагам и неумолимый в своем справедливом гневе, вожак не был лишен сердца и способности трезво оценивать людей, если его глаз не ослепляла ненависть к пороку.

Еще три человека кроме команды присутствовали на борту. Три человека для побегушек, для изготовления ухи, для откупорки бутылок и расстилания скатертей. О них можно не думать — настолько безлики эти никчемные и ни на что, кроме лакейства, неспособные люди с квадратными челюстями, сильными затылками и жирными торсами.

— Я спустился вниз, — потирая руки, докладывал товарищ из обкома. — Прекрасно! Не только стерлядок, и окуньков прихватили, и красноперка. Это, что же, для сладости, что ли?

— Обычное дело, — буркнул Серокрыл. — Мои проворотчики знают, что к чему. Не один казан ухи поставили на службу отчизне. Как говорили славяне: «Животов своих за матушку Русь не пожалеют, требуху покладут на алтарь»... — И, остановившись вовремя, чтобы не перехлестнуть и не попасть на заметку, добавил более снисходительно: — Обмозгуйте вопрос с ушицей в одиночестве, а меня прошу извинить. Отвлекусь на короткую беседу вон с тем молодцом.

Фомин услышал тяжелые шаги за спиной. Не обернувшись и не выдавая ни одним движением своего гнетущего страха перед неизбежным, он чуточку отодвинулся вправо, когда подошедший Серокрыл облокотился рядом с ним на поручни.

— Любуешься рекой, Дмитрий?

— Да... — Фомин скосил глаза и увидел могучий загривок и крутые плечи. — Пришел, наконец, завершать?

— А ты как думаешь?

— Думаю, что пора.

— Надо кончать, Фомин. Довольно играть в прятки. Завтра утром ты должен отправляться в Москву.

Фомин выпрямился, и его потускневшие глаза, казалось, не выразили никакого интереса.

«Неужто прогорел дотла?» — подумал Серокрыл.

Старательно избегая собственных оценок и оскорбительных выражений, он изложил Фомину «формально запротоколированную суть дела». Тихим голосом, чтобы не привлечь внимания посторонних, он под коней высказал свои предположения о том, какие неприятности ждут Фомина по возвращении в столицу.

— Спасибо, —- проговорил Фомин. — Петелька, как говорится, затянулась...

— Если спросят меня, — сказал Серокрыл, — я выскажусь против... тебя. Ты не опровергаешь улики? — Фомин кивнул головой. — Уличенный Дмитрий Фомин мне и даром не нужен.

— Не нужен? — Фомин вздрогнул всем телом.

— Уличенный Фомин, — повторил Серокрыл и, сняв руки с поручней, встал лицом к воде, летевшей им навстречу.

Приближалось устье реки, впадавшей в Каму, и рулевой принялся круто давать влево, чтобы не бороться с бурным потоком и не натолкнуться на бревна молевого сплава.

— Такой мне не нужен. — Серокрыл, поежившись, засунул кисти рук в косые карманы тужурки. — Его испохабили без моего участия. Кто испохабил, не хочу уточнять. Потом, понимаешь,  п о то м  я возьму Фомина и сделаю его таким, каким он всегда был мне любезен, каким я помню его командиром моего эскадрона. Ну?..

— Подумаю. — Фомин понуро кивнул головой и переступил с ноги на ногу.