Гамаюн — птица вещая

За то же время Фомин не только ознакомился с бумагами, но и придумал план борьбы с этими бумагами. Прежде всего ему нужно было убедить людей, находящихся «наверху», в том, что в его цехе нет никаких нарушений режима экономии, заработки нормальные. Нажимать, конечно, следует, но только не у него. Если требуется перепроверить нормы выработки, милости просим!

— Как мы думаем приступить? — спросил Фомин, закончив чтение и придавив локтем «директивы».

Наташа перелистала несколько нарядов, выписанных на изготовление деталей координатора.

— На мой взгляд, вот тут занижены нормы. — Голос выдавал ее волнение.

— Занижены? — Фомин взял наряд. — Пантюхин? Конечно, он! Что же, милая, возьми его на пуговку (под пуговкой подразумевался хронометр). Если мы его засечем, то прикинем и на остальных. Продумаем. В общем, ни одного целкового зря на ветер не пустим.

Наташа понимала, что Фомин собирается пустить ее по ложному следу. Пантюхин — патентованный волынщик, хотя и отличнейший токарь. Если начать выравнивать нормы по сознательному Пантюхину, лучшей комбинации не сочинить. Если же Пантюхин начнет «темнить», а «темнить» он мог художественно, то нормы придется не повышать, а снижать. «Если, мол, Пантюхин не смог уложиться, то чего же он требует с остальных?»

Вошла Муфтина, натянула нарукавники и принялась за арифмометр. Наташа заметила, что Муфтина искоса наблюдает за ней, и ей почему-то стало неловко; поправила кофточку на груди, под халатом подтянула поясок, отчего заманчивей обрисовалась ее фигура. Наташа не могла угадать печали стареющей женщины, сопоставляющей свое увядание с чужой яркой молодостью. А в молодости можно простить любую небрежность в одежде.

— Итак, в ажуре, Наташа! — весело возгласил Фомин, довольный своей затеей. — Жмем на Пантюхина! Мы займемся уточнением спецификации прицела. «Канцелярия» опять напорола. А ты надавливай на пуговку. Что-то ты побледнела? Хотя носик по-прежнему симпатичный. Не влюбись смотри, девочка!.. А уж если страдать, подцепи киноартиста, подобного Дугласу Фербэнксу.

Проводив нормировщицу до двери и пожелав ей успеха, довольный самим собой, Фомин сел за прерванную работу. Между делом он разговаривал с Муфтиной о судьбе какого-то ее дяди, служившего у белых, в корпусе генерала Барбовича.

— Вы мне не говорите про корпус генерала Барбовича. — Фомин зловеще улыбнулся. — Если именно в этом врангелевском корпусе служил ваш дядюшка, запишите его в поминание... Минутку! Вы пропустили латунный пруток. Нет, нет, не тот диаметр! — Проверив исправление, Фомин продолжал с прежним сладострастием залихватского рубаки: — Корпус генерала Барбовича мы шинковали в Ялте, как капусту. От него только шматки уплыли на пароходах...

Никакого дяди Муфтиной в корпусе белого генерала не было. У Барбовича служил ее любимый, ротмистр, красавец, каких поискать. Чем дальше уходило время первой любви, тем светлее и горше она казалась одинокой, покинутой женщине. Это была единственная радость в ее изломанной революцией жизни. И ее, эту радость, так же как и мечты о будущем, затоптали на буланых жеребцах товарищи фомины. Их она презирала и смертельно боялась. Прав был ее любимый, решивший лучше превратиться в капусту, чем сложить свои куцые белогвардейские идеалы к ногам Дмитрия Фомина и его соратников по кровавой всероссийской тризне. Память о красавце ротмистре, кольцо из ухналя — подковного гвоздя, она носила открыто, не опасаясь чекистов; разве они в состоянии проникнуть в романтические тайны святой, благородной любви! Расспросы о судьбе белых конных полков доставляли Муфтиной тягостное наслаждение. Нет, ротмистра не успел зарубить этот развязный тип, ротмистра увезли на пароходе англичане. Муфтина ежедневно бегала на работу, боясь опоздать, добросовестно крутила ручку арифмометра и этим глушила мучительные надежды на появление ротмистра из кошмарной безвестности.

Не только она, многие ее единомышленники постепенно убеждались в несокрушимости железной организации красных. Находились еще люди, которые предсказывали неминуемую гибель большевизма. Как экономист, Муфтина понимала больше этих ординарных злопыхателей. Большевики не только занимались политикой, не только вещали о грядущем коммунизме, они деятельно обеспечивали базы для своего существования и отпора. Взять хотя бы этот завод, ранее бывший всего-навсего обычной фабричонкой, небольшим доходным делом.