Гамаюн. Жизнь Александра Блока.

Казалось бы, какие «новые пути» могут открыться перед женщиной, которая охарактеризована как «темная и страстная», «хищная, жадная, капризная», наделенная находчивостью и «здравым смыслом»? Но Блок, определяя «Розу и Крест» прежде всего как драму Бертрана, говорит, что во вторую очередь это также и драма Изоры. Не все просто и однолинейно в прекрасной графине. При всех ее «земных» качествах и свойствах есть в ней и душевная свежесть и цельность; она создана из «беспримесно-чистого и восприимчивого металла» и потому может и не разделить судьбы остальных обитателей графского замка. У нее еще может быть свое будущее, Пусть она неспособна понять и оценить «преданную человеческую только любовь, которая охраняет незаметно и никуда не зовет», пусть молодость и страсть бросают ее в объятья пошлого красавчика, но судьба ее «еще не свершилась», «о чем говорят ее слезы над трупом Бертрана».

Нравственное начало, которым всецело проникнута «Роза и Крест», стало для Блока важнейшим критерием искусства. Теперь он меряет этой мерой все, что его окружает. Современное русское искусство отравлено «ядом модернизма», из него исчезло единственно насущное – правда. Развелось великое множество легких и изящных талантов, которые вредны, потому что впадают в эстетическую ложь, в «цинизм голой души».

Средоточием и своего рода символом духа праздности и суесловья стала для Блока пресловутая «Бродячая собака», открывшаяся под новый, 1912 год как литературно-артистический клуб, а в дальнейшем превратившаяся в обычное кабаре. Она оставила заметный след в художественной жизни предвоенного времени. Учредителем и хозяином заведения был все тот же вездесущий Борис Пронин.

«Собака» помещалась в самом центре Петербурга, в старинном доме на Михайловской площади. Посетитель в глубине второго двора, по соседству с помойной ямой, находил невзрачную дверь, спускался по узкой лестнице и оказывался в подвале, тесно уставленном столиками и диванами и кругом расписанном ярчайшими громадными махровыми цветами и сказочными птицами богатого оперения. Это была работа Сергея Судейкина. Вторую комнату, поменьше, украшало панно Сапунова, изображавшее женщину и лань.

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам…

Это о подвале на Михайловской площади написала молодая Анна Ахматова.

Тут еженощно собиралось множество людей искусства, принадлежащих к самым разным лагерям и группам, но тон задавали акмеисты. На маленькой эстраде читали стихи и доклады, музицировали, танцевали, устраивали диспуты, импровизировали нечто театральное – кто во что горазд. Фантазия работала неутомимо.

Кого только из писателей, художников, актеров не видели и не слышали эти низкие, пестро раскрашенные стены. Здесь чествовали «короля французских поэтов» Поля Фора и главаря итальянских футуристов Маринетти, Макса Линдера и Эмиля Верхарна. Здесь показывали себя первейшие петербургские красавицы и самые изысканные франты.

Наши девы, наши дамы —
Что за прелесть глаз и губ!
Цех поэтов – всё «Адамы»,
Всяк приятен и не груб.
Не боясь собачьей ямы,
Наши шумы, наши гамы
Посещает, посещает, посещает Сологуб, —

дребезжащим голоском напевал «собачий гимн» собственного сочинения Михаил Кузмин.

И, конечно, в подвал валом валила жадная до зрелищ и тем более до нравов богемы состоятельная публика. Этих посетителей здесь презрительно именовали «фармацевтами», но обойтись без них не могли, – иначе «Собака» прогорела бы. В особых случаях Пронин заламывал с «фармацевтов» неслыханные цены – по четвертному билету с персоны, – и те платили безропотно.

Блок не был в «Бродячей собаке» ни разу, как ни завлекали его, и других «горячо убеждал не ходить и не поощрять».

Правда, один раз он чуть было не принял участия в делах подвала, но этот случай лучше всего иллюстрирует его отношение к тамошним эстетам и снобам. «Люба просит написать ей монолог для произнесения на Судейкинском вечере в „Бродячей собаке“ (игорный дом в Париже сто лет назад). Я задумал написать монолог женщины (безумной?), вспоминающей революцию. Она стыдит собравшихся».

Как жаль, что монолог не был написан! Но, может быть, заправилы «Собаки» и не захотели бы его услышать.

Значительным событием в жизни Блока было возникновение в октябре 1912 года нового издательства «Сирин», основанного М.И.Терещенкой и его сестрами. Блок вместе с Ремизовым принимал в делах «Сирина» самое близкое и постоянное участие, – Терещенки внимательно прислушивались к их советам,

Чуть ли не ежевечерне приходил Блок на Пушкинскую, 10, где в обитых красным сукном комнатах, с широкими оттоманками и глубокими креслами, засиживался до поздней ночи за долгими и доверительными беседами.