«Доверенными, – усмехнулся Президент, – как можно доверять тем, кого знаешь столько лет? Ты знаешь их, а они знаю тебя. Знают слишком хорошо и слишком много». Проблема… Решение этой проблемы было придумано много лет назад, и фраза «нет человека – нет проблемы» вызывала у Президента искреннее восхищение. Коротко, ясно и главное результативно. Но жестоко. Слишком жестоко. Обладая почти абсолютной властью в огромной стране, Президент никогда не был жесток. Ему иногда, чаще чем хотелось бы, приходилось делать жесткие, даже жестокие вещи, но он никогда не получал от этого удовольствия. Каждый раз принимая осознанно жесткое решение, он чувствовал, как маленькая ледяная игла вонзается ему в сердце, со временем этих игл становилось все больше и больше, они вытесняли живую плоть, превращая сердце в ледяной комок. Первые иглы доставляли мучительную боль, эта боль была разной, в зависимости от причины её возникновения. Порой это была боль стыда за свое бессилие, когда утонула гигантская подводная лодка со всем своим экипажем или боль сомнения в верности принятого решения, после того как он пошел на поводу у Рудина и уничтожил крупнейшую частную нефтяную компанию страны, на долгие годы отправив ее основателя за решетку, боль разочарования после того как жена потребовала развода. Не попросила, именно потребовала. Всегда тихая, незаметная, терпеливая. Готовая бесконечно ждать и соглашаться, неожиданно устала. Устала ждать и соглашаться. Эта игла была особенно мучительной. Нашелся человек, который смог объявить Ему свой персональный импичмент и добиться выполнения своего решения, и этот человек был не каким-то уличным оппозиционером, вечным зеком, или лондонским кляузником, это была жена. Не просто частица его жизни, а частица его самого ушла вместе с ней, и эта пустота заполнилась очередным кусочком льда в его сердце. «Предшественнику было проще, -промелькнула обида. – Ведь, сволочь, всю страну чуть не пропил, а семья всегда была рядом, всегда тылы прикрывала.» Может конечно потому, что делал все от души, а не по расчету. Пил от души, оркестром дирижировал, с моста падал, министров за столом пересаживал. Единственное что Большой Борис сделал по расчету, так это выбрал себе преемника. Долго колебался, тасовал колоду. В парламенте уже устали знакомиться с новыми премьерами. Новый премьер-неделька, примерно так приняли и его, когда он поднялся на трибуну. Но неделька затянулась, затянулась вот уже на целые два десятилетия. Легкая улыбка чуть тронула уголки губ. Конечно, до рекорда Иосифа Виссарионовича не дотянул, но есть ли смысл? В конце концов, что может быть лучше глотка коньяка на закате, а ведь для этого не обязательно быть Президентом, хотя конечно стоит позаботиться о пожизненном членстве в сенате.
С сожалением Президент отставил недопитый бокал на мраморный столик. Вечерняя тьма неумолимо накрывала Черное море, черное, несмотря на утонувшее в нем минуту назад солнце. Президент встал. Настало время ему последовать примеру предшественника и сделать свой выбор, выбор преемника. И здесь было очень важно не ошибиться с расчетом.
В просторном остекленном павильоне Президента ожидали четверо. Ожидание было напряженным, все четверо в той или иной степени недолюбливали друг друга и единственным, что их объединяло, была верность Ему. Была ли это верность искренняя или это был банальный выбор человека, упорно строящего свое благополучие, можно было только гадать. Вероятно, за долгие годы вассальной службы одно смешалось с другим и было уже неразделимо, ибо одно слишком зависело от другого. Глава крупнейшей в стране нефтяной компании Игорь Рудин, министр обороны Сергей Тукай, глава президентской администрации Сергей Петров и председатель конституционного суда бывший премьер, бывший хранитель престола Николай Оленин.
– Борисыч, а что на повестке дня? – первым перестал изображать безразличие самый молодой из присутствующих – Оленин. Петров растянул тонкие губы в неком подобии улыбки:
– Вопросов много, обсудить всегда есть что.
– Вот не строй ты из себя серого кардинала! – буркнул Рудин, – я, когда тебя вижу, сразу Суслова вспоминаю.
Высокий, худой с вечно недовольным лицом и проницательными темными глазами, Петров и впрямь чем-то неуловимо напоминал знаменитого советского идеолога.
– А ты его сам то видел, Суслова то? – ехидно поинтересовался Петров.
– Видел, не видел… не важно, но, когда на тебя смотрю, его представляю. Ты прямо скажи, тебе шеф, говорил, о чем разговор пойдет?
Петров неопределенно пожал плечами.
– Скоро узнаем. Я слышал, есть предложение конституционный суд с верховным разделить…
– Это чье же такое предложение? – вскинулся Оленин, – Среди собравшихся был один основной любитель разделений и поглощений. Оленин бросил быстрый взгляд на Рудина, тот спокойно смотрел на горящий в камине огонь. «Газпром даже чуть не разделил, но суд ему точно не нужен,» – уверенно сделал вывод главный судья.
– Ты, Борисыч, похоже сам воду мутишь – маленькие глазки Оленина смотрели зло и недоверчиво.