Все ее фрейлины получили платья из хорошего черного бархата. Король был разочарован и назвал свиту невесты стаей ворон. Ему бы, конечно, хотелось, чтобы придворные дамы походили на красивых зябликов, которых он, если пожелает, может запечь в пирог. Милого Хьюика Катерина тоже держала подле себя, назначив его своим личным врачом. Ее выбором король был доволен; ему даже казалось, будто на последнем настоял он. Возможно, так оно и есть. Наверное, он считал, что Хьюик и дальше будет шпионить за ней. Но теперь Хьюик – на ее стороне, и Катерина твердо верила: он ни за что ее не выдаст. Кроме того, ему пока нечего выдавать, хотя это не обязательно означает полную безопасность.
Она постепенно привыкала к придворной жизни. Ей все льстили, надеясь на ответные милости. Художники хотели написать ее портрет; ее осаждали ремесленники, переплетчики, виноторговцы, проповедники, гранд-дамы и графини, которые раньше не удостаивали ее даже взглядом. Хьюик познакомил ее со своим возлюбленным Николасом Юдоллом, наблюдательным ученым, любителем едких шуток; о нем ходило много разных слухов. Как только он вытаращил глаза и растянул губы в насмешливой улыбке, изображая Стэнхоуп, Катерина поняла, что Юдолл ей понравится. Он сочинял пьесы и философские трактаты, ставил затейливые маскарады, но больше всего любил беседовать о серьезных вещах. Катерина решила: раз она не может быть с Сеймуром и должна смириться с нежеланной свадьбой, нужно постараться извлечь из своего нового положения как можно больше хорошего и окружить себя теми, кто ей по душе. Кроме того, ей хотелось приносить пользу людям. А чтобы приносить пользу, она постарается наилучшим образом воспользоваться своим новым статусом.
Объявили о приходе леди Марии. Она вошла медленно, покачивая бедрами, в платье, затканном золотой нитью, с роскошным ожерельем на шее. По одну ее руку шагала Сьюзен Кларенси, по другую – ее сестра Елизавета. Елизавете нет еще и десяти, но она высокая, ростом почти с Марию, и держится так, что кажется старше своих лет. Пышные огненно-рыжие волосы доходили ей до талии; у нее большие черные глаза и красивые губы сердечком. Простое по покрою платье из темно-синего бархата подчеркивало красоту девушки. В тонких пальцах она сжимала книгу. В отличие от старшей сестры, Елизавета держалась как принцесса; она выступала с высоко поднятой головой, невозмутимая, с полуулыбкой на губах. Король признал обеих дочерей незаконнорожденными. Мария слегка горбилась и с подозрением смотрела на всех и каждого. Елизавету же как будто вовсе не трогала холодность отца и собственный неопределенный статус. Катерина вспоминала, каким был король в молодости; младшая дочь унаследовала его черты. Интересно, думала Катерина, не будет ли сходство с отцом благодатью для девушки.
Мария и Елизавета поздравили ее.
– Завтра вы станете моей мачехой, – сказала Мария, криво улыбаясь, словно сама себе не верила, и продолжала: – Моя предыдущая мачеха была на десять лет моложе меня. – Она язвительно усмехнулась. Раньше Мария ни разу не заговаривала с ней о свадьбе. Катерине показалось, что для Марии завтрашнее венчание – больной вопрос. Марии давно следовало выйти замуж. – Вы хотя бы старше меня, пусть всего на четыре года… – После паузы она продолжила: – И мы с вами друзья.
– Да, друзья, – согласилась Катерина, взяла Марию за руку, притянула к себе и поцеловала в щеку. Та немного оттаяла. – И я сделаю все, что могу, чтобы… – она подыскивала слова, пытаясь потактичнее сказать Марии, что она постарается смыть с нее пятно незаконности, – ускорить ваше дело.
Редкая искренняя улыбка ненадолго появилась на лице Марии, затем она легонько подтолкнула сестру вперед.
– Я с гордостью буду звать вас матушкой! – объявила, подойдя к ней, Елизавета.
Она прочла стихотворение на латыни. Слова легко слетали с ее губ, как будто она чаще говорила по-латыни, чем по-английски. Дамы не в силах были оторвать от нее взгляда. Все дивились ее красоте и уму, только Мария презрительно кривила уголки губ. Катерина вздохнула: из-за матери Елизаветы король развелся с матерью Марии. Она молилась про себя, просила у Бога, чтобы не только отец потеплел к дочерям, но и между сестрами установились дружеские отношения.