Гамбит Королевы

– Кит, мне нравится твой ум, – сказал король, когда они ужинали вдвоем и она рассказала ему о том, как Лютер истолковывает «est». Лютера цитировать можно, а Кальвина и Цвингли – нет. Король, которого люди вроде епископа Гардинера тянут назад, считает, что Кальвин и Цвингли зашли слишком далеко. Вот бы переубедить его! Она рассказала ему и о Копернике; Генрих оглушительно хохотал. Катерина старалась не морщиться: от короля дурно пахло. – Я слышал о нем. – Король презрительно отмахнулся. – Новомодный вздор!

Катерина вспомнила о том, что ее молодой муж – старик. Она с трудом сохраняла на лице улыбку.

– Ты напоминаешь мне…

Он вдруг умолк, и Катерине стало страшно. Она помнила слова сестрицы Анны. В прошлом король любил по ночам обсудить богословские вопросы с Анной Болейн. Катерина успокаивала себя: она не такая, как Болейн, которая насылала проклятия и занималась блудом. Было ли это на самом деле? Анну Болейн казнили, но Катерина, как и все, прекрасно понимала, что это ничего не значит. Ее мысли блуждали в темноте, и страх в ней разрастался, несмотря на то что король обожал ее, дарил ей подарки, был нежен с ней, очевидно, ценил ее ум. Но разве в свое время он не был так же влюблен в Анну Болейн? Мертвые королевы окружают ее повсюду.

Завтра они куда-то поедут. Ехать верхом придется целый день. Мег с ними не едет; ее посылают в гости к Елизавете, в замок Ашридж. Вот и хорошо, думала Дот. По крайней мере, она уедет от двора. Она мысленно перечисляла все, что ей осталось сделать: почистить два костюма для верховой езды; взять из прачечной четыре смены белья, если они высохли; постараться отчистить от грязи малиновое платье Катерины. К нему густым слоем пристала белая пыль, которая не вычищается щеткой. Ткань такая дорогая, что, продав кусок, целая семья могла бы жить безбедно весь год. А золотое шитье! Кроме того, Дот должна вычистить прогулочные сапожки Мег и найти пропавшую шелковую домашнюю туфельку, которую, скорее всего, украл и изгрыз Крепыш; зашить дыру в новой нижней юбке королевы… Она сортировала вещи, раскладывая их кучками.

Дот уже привыкла к постоянным переездам через каждые несколько дней – упаковке и раскладке вещей, знакомству с новым домом.

Уильям Сэвидж путешествует с ними; он, как и Дот, входит в свиту королевы. Конечно, это не значит, что они подружились, но Дот часто видит его в буфетной. Он что-то считает на пальцах, запачканных чернилами, и записывает в амбарной книге. При одной мысли о нем сердце у Дот сжимается. Однажды в каком-то замке – она забыла в каком, ведь их было так много! – она увидела его в музыкальном салоне; он так божественно играл на спинете, что она забыла обо всем. Она спряталась за дверью и слушала. Хотя при дворе часто выступают лучшие музыканты, ничего подобного она прежде не слыхала. Дот закрыла глаза, и ей показалось, что она поднимается на небо, окруженная ангелами. Потом она больше ни разу не слышала, чтобы он играл, хотя иногда по ночам специально отыскивала музыкальные салоны. Если ее останавливали пажи или глашатаи, она говорила, что заблудилась.

В Амптхилле они задержались дольше обычного, так как королю нездоровилось, и Дот успела привязаться к замку. Она взяла большой умывальный таз королевы и, сгибаясь под его тяжестью, потащила вниз, чтобы опорожнить в судомойне. Втайне она надеялась застать где-нибудь там Уильяма. Она знала, что он, скорее всего, в буфетной. Ближе к полудню он обычно занимался подсчетами. Так и есть – он склонился над столом. Сердце у Дот подскочило к самому горлу.

– Дот, – тихо произнес Уильям, когда она проходила мимо. Наверное, показалось, ведь он ни разу не обратился к ней после того, первого раза, когда спросил, как ее зовут.

– Да. – Вспыхнув, она обернулась.

Уильям встал, со скрипом отодвинул стул и поманил ее. Дот поставила таз на пол и пошла за ним в зернохранилище.

– Ни звука, – предупредил он.

Наконец-то! Сердце у Дот забилось громко и часто – как будто дятел стучал по дереву. Она не совсем понимала, чего ожидать – поцелуя, предложения руки и сердца, объятий? Для нее сошло бы все. От волнения она дрожала, губы покалывало. В зернохранилище темно, а пахнет совсем как от отца после того, как он целый день крыл крыши соломой. Дот остановилась на пороге. После того как глаза привыкли к полумраку, она увидела мешки с зерном, похожие на ряд толстых коленопреклоненных монахов. Уильям нагнулся в дальнем углу и что-то достал из-за одного мешка.

Он схватил девушку за руку, втащил ее внутрь, закрыл дверь и наклонился к ней. Она готовилась к поцелуям, о которых давно мечтала; у нее закружилась голова.

– Нужно, чтобы ты кое-что передала королеве, – прошептал Уильям. Его губы оказались так близко к ее уху, что она слышала его дыхание. – Никому ни слова об этом! – С этими словами он вручил ей какой-то сверток. – Спрячь под юбкой!

– Что это?

– Книга.

– Но зачем…

– Ты ведь хочешь быть полезной королеве?

Она кивнула.

Уильям обвил рукой ее талию и спросил:

– Ты понимаешь, как это опасно, Дороти Фонтен? Ты согласна?