Гамбит Маккабрея

И мы двинули оттуда рысцой. К моему ужасу, в повороте коридора стояла Иоанна — держа в руке мой «банкирский особый», как девочка, умеющая пользоваться «банкирскими особыми». Она оделила меня одной из тех своих улыбок, от которых тает в коленках, но разум мой сцепления не потерял. От выхода доносилось нечто вроде «шума битвы», как писали в елизаветинских драмах, но гомон перекрывался звуками терпеливого раздражения, издавать которые способны лишь силы полиции. Кто-то уже топотал к нам, и мы нырнули в близлежащее помещение. Свиней в нем не было. А были тюки за тюками свежевыстиранных белых халатов и роб того фасона, что так любят носить работники беконных фабрик.

Когда легионы прогрохотали мимо, мы вынырнули — в белом, — и я принялся отдавать распоряжения касательно носилок Джоку, называя его «санитаром», и спрашивать «сестру», умеет ли она пользоваться переносным циклометрическим инфузионным аппаратом. Она ответила, что умеет, — соврав мне уже далеко не в первый раз. Полисмены у выхода не обратили на нас внимания — они были заняты неподпусканием толпы.

— Больница Варфа,[167] — рявкнул я таксисту, — вход «скорой помощи». Срочно — налегайте на клаксон.

У Варфа мы высадились, сбрасывая белые маскхалаты, нашли главный вход и тремя разными такси отправились домой. Я прибыл первым — мне был необходим целительный бальзам.

— Ну что, — отрывисто молвил я, когда собрались остальные. — Первое — вперед. — В моем голосе по-прежнему звучали остатки высокомерия заведующего приемным отделением. — Кто-нибудь из вас знает, что стряслось с другим малым — англичанином?

— Ну, — ответствовал Джок. — Лежит харей вниз в одном ящике со свинячьим потрохом.

— Ох батюшки, — сказал я. — Вот бедняга, ужас-то какой. То есть я конечно, не испытываю к нему никакой приязни, но ему, должно быть, отвратительно неудобно.

— Думаю, неудоб он не чует, мистер Чарли.

— Батюшки, — повторил я. — Полагаю, это значит, что нам нужно снова отправлять твой «люгер» Оружейнику Рыжу? У тебя же наверняка не было времени подбирать стреляные гильзы? Нет? Ну ладно.

(Возможно, здесь потребуется краткое слово объяснения для невинных душ. Волшебники от баллистики, как всем отлично известно, способны безошибочно определить, какую пулю выпустили из какого оружия — у них есть микроскопы сравнения, — а стреляные гильзы выдают это уж совсем наверняка. Следовательно, любой пользующийся огнестрельным оружием для шалостей склонен после оных швырять инструмент с Лондонского моста в Темзу, где, как я предполагаю, конгломерация отбракованной таким манером техники уже должна представлять угрозу для судоходства. Джока тем не менее убедить избавиться от его «люгера» представляется не менее невероятным, чем выбросить фотографию Ширли Темпл с автографом. Это означает, что всякий раз, когда он кого-нибудь при споспешествовании «люгера» «потратил», мне приходится платить Рыжу изрядную сумму за то, чтобы тот «подшаманил» пистолет. Это включает установку нового бойка ударника, полировку стенок казенника и награвировку на него новых царапин, равно как и некие крайне изысканные токарные работы по патроннику и стволу. После того, как Рыж с ним заканчивает, микроскопы сравнения принимаются дуться и капризничать, а волшебники от баллистики отправляются домой лупцевать своих жен.)

— Теперь ты, Иоанна, — продолжал я голосом, с которым не стоит шутить. — Ты, похоже, с двумя этими малыми знакома: кто они были? Англичанин и голландец? Э?

— Они оба голландцы, Чарли-дорогуша. Заместителю комиссара Рубинштейну нравится звать себя Робинсоном, потому что у него великолепный английский — ты не находишь?

— Находил, — подтвердил я.

— И они оба вообще-то полицейские, только очень и очень продажные. Видишь ли, дорогуша, большая часть героина в мире проходит через Амстердам — или я хотела сказать Роттердам? — а это составляет много-много миллионов фунтов, понимаешь, и нельзя же, в самом деле, упрекать низкооплачиваемого полицейского за то, что он как бы смотрит сквозь пальцы, если кто-то по забывчивости сбрасывает ему по десять тысяч фунтов в год на счет Вест-Индского отделения Банка Нова-Скотии, правда? То есть, когда речь заходит о сохранении приватности, швейцарские банки по сравнению с Банком Нова-Скотии — все равно что старые подшивки «Плэйбоя».

— Нет, — ответил я, — упрекать их за это я не могу. Вообще-то я и сам бы в подобных обстоятельствах испытал соблазн-другой. А за что я могу — и буду — их упрекать, — так это за преднамеренные попытки проделать крупные и болезненные отверстия в моих жизненно важных органах, с которыми я сам еще не покончил.

— Да, — согласилась она. — Тут не поспоришь. Но их ведь уже упрекнули, не так ли, дорогуша?

— Так, так. А теперь не будешь ли ты все же любезна поведать мне, кто нанял эти липкопалые лапы закона, То есть в тот момент, когда они, как говорится, взяли меня за хобот?

— Ах, как изумительно ты говоришь по-американски, Чарли!

— Ты мне это брось — колись, кто дал им на меня Наводку.

— Это то же самое, что в Штатах мы называем «контрактом»?