Гамбит. Пешки ходят первыми

– Ни одной, ставлю на кон свое кресло. Есть желающие? – закрыв глаза, он устало вздохнул. – Я так надеялся отдохнуть, а потом Рид с ее придирками, и завертелось…

Упоминание о Рид на этот раз не отозвалось мыслями о ее несправедливости, а скорее неприятно кольнуло чувством невысказанной обиды.

– Ваше кресло вам идет, – оспорил его суждение Коннор.

– А Моргану – его, – Салли был непреклонен, но продолжать не стал. – Я все думаю, когда Нордэм перестанет нуждаться в таких людях как мы, тех, кто хранит покой их жителей, и знаете ответ? – спросил он, но Коннор уже знал.

– Никогда, – и глупо было бы предполагать иное.

Он уже собирался уйти, но Салли в очередной раз остановил его.

– Коннор… – затормозил он раньше, чем сказал лишнего. – По поводу формального повода, – словно и не сказал ничего, что не следовало, продолжил доктор. – По вашему мнению, отсутствие прямого согласия является конечной степенью отрицания? – Салли обдумывал что-то, но прямо спрашивать не стал.

– Не говоря «нет», мы не говорим «да», но возможно – не значит доказуемо, – Коннор вернул назад слова ученого ему же.

– Я так и думал, – кивнув своим мыслям, согласился Пирс. – Вы идите, боль, должно быть, вас измучила, ломота при пониженном давлении – то еще удовольствие, а я, пожалуй, еще постою, – Салли отвернулся к краю крыши и смотрел в пасмурное нордэмское небо.

– Доброй ночи, доктор Салли, – попрощался он, будучи уже не совсем уверенным, слышит ли его мужчина, изучавший взглядом темное ночное небо.

Морщась от выворачивающий наизнанку боли, там, где когда-то было сердце, Коннор уходил с крыши, услышав где-то вдалеке:

– Недоказуемо – не значит невозможно, – и, оглянувшись уже на пороге, Коннор увидел человека, стоявшего на сносившем его ветру и размышлявшим над чем-то, рассматривая холодные свет огней ночного Нордэма, опалявших каждого, кто к ним приближался.