Гамбургский оракул

- О чем вы думаете, господин Дейли? - неожиданно спросила Ловиза.

- Подыскиваю в уме первую жертву для предложенной мною современной исповедальни.

- И кого вы наметили? - Она улыбнулась. - Уж не меня ли?

Освещенные улицы разбегались во все стороны. Площади полыхали звездным сгустком. По этому, словно опрокинутому на землю, зодиакальному миру растекались млечные пути шоссейных дорог. Спиральная галактика заполненной звездной пылью окружной автострады кружилась каруселью в светящемся круговороте автомобильных фар.

- Вы не знаете нашу Ло! - с небольшим опозданием среагировал Мэнкуп. От нее вы в лучшем случае добьетесь признания в любви.

- О нет! - Ловиза тряхнула волосами. - Тогда я уж лучше готова признаться во всех свершенных и замышляемых грехах.

- А ведь действительно, - задумчиво произнес Мэнкуп, - заприте человека на трое суток в этой световой клетке - и он выложит всю свою подноготную. Не могу себе представить ничего страшнее. На четвертый день он или сойдет с ума, или признается в самом страшном преступлении - даже если не совершал его. Святая световая инквизиция.

Но Мэнкуп уже опять был любезным хозяином, показывающим гостю местные достопримечательности:

- Обратите внимание на гавань!

Она тянулась на многие километры - подсвеченный автогенными вспышками затемненный аквариум, где копошилось неисчислимое количество светящихся инфузорий.

- Разве не ошеломляюще по сравнению с развалинами, которые вы видели у нас после войны? - спросила Ловиза, обращаясь к Дейли.

- Которые я видел? Вы меня имеете в виду? - Дейли насторожился.

- Ну да, вы ведь несколько лет прослужили в оккупационных войсках, пробормотала Ловиза, рассеянно блуждая глазами по светлому горизонту.

Дейли в упор посмотрел на нее. Если Мэнкуп действительно ничего не рассказывал своим друзьям, как она могла знать?

- Ваша осведомленность пугает меня! - улыбнулся он, маскируя свой действительный испуг шуткой.

- Это рассказал я, а именно в связи с началом вашей журналистской карьеры, когда вы из Берлина присылали корреспонденции в армейскую газету "Звезды и полосы"... - Мэнкуп разом выдохнул эту фразу и поспешно перескочил на нейтральную почву: - Это еще ничего! Недавно мне показывали проект новой телевизионной башни. Самая высокая в Западной Европе. Бюро, студии, закусочные, вращающийся вокруг своей оси ресторан... Пока государственные границы не пускают нас вширь, мы лезем хотя бы вверх... Ло, помнишь полчища крыс, которые обитали в послевоенных развалинах?

- Астрономическое количество! - Ловиза передернулась. - Миллиарды! Жирные, огромные! Что только не предпринимали в Гамбурге, чтобы истребить их! Выдающиеся ученые занимались этой проблемой. Когда роют котлованы для новых домов, подземное чрево еще сейчас извергает это неистребимое наследие войны.

- Деталь, сказал бы мой друг Ваккер. Кто при нашем грандиозном размахе обращает внимание на такие мелочи? Не знаешь, чему больше удивляться людскому оптимизму или немецкой предприимчивости... А ведь существовала когда-то другая Германия. Триста королевств, мелких княжеств и совсем карликовых государств. Но именно эта детская мозаика дала миру титанов Канта, Бетховена, Гёте! А назовите мне хоть одну духовную ценность, созданную гитлеровской "Великой Германией". Или прикажете причислять к ценностям сделанное Розенбергом великое открытие, что настоящий немец обладает созидательным умом, ненемец - пассивным, а еврей - разлагающим? Все Мэнкупы были нордийцами, поморами с Фризских островов, откуда же у меня эта всеразъедающая неарийская щелочь? Бывали минуты, когда мне казалось, что единственный истинный немец - еврей Маркс! - Мэнкуп посмотрел на небо.

Колеблющийся, зыбкий туман, сотканный из одиночных отсветов наглухо занавешенных окон и предельно оголенных витрин, накрывал тревожно засыпающий город бледно-розовым куполом. Откуда-то издали приближалось осиное жужжание. Оно нарастало, превратилось в гул реактивного бомбардировщика и холостым залпом взорвалось в далекой тишине. Осталась лишь нависшая над ночным Гамбургом бесконечно длинная стружка, еле различимая на фоне огромного звездного неба.

- Стало что-то холодно. - Мэнкуп поежился.

- Пошли! - одними губами ответила Ловиза.

Толкнув прозрачную дверь, они снова очутились в башне. Под стеклянным полом зияла просматриваемая насквозь огромная пустота. Ни одного человека, только стекло и душераздирающий свет. Они уже подошли к лифту, когда по всем этажам прокатился металлический голос:

- Башня закрывается! Посетителей просят покинуть помещение!

И пока лифт опускал их со звездного, в реактивных шрамах неба, в барабанных перепонках вибрировало ломающееся стеклянное эхо отзвучавшего металлического голоса.

СМЕРТЬ В ПОЛНОЧЬ

У нас в Западной Германии говорить

правду не воспрещается. Однако это так же

опасно, как было уже в библейские

времена. Если меня не забили насмерть

камнями, как того библейского пророка, то

лишь благодаря отсутствию булыжников на

наших идеально асфальтированных дорогах.

Магнус Мэнкуп