Гамбургский счет: Статьи – воспоминания – эссе (1914–1933)

Но позиция людей, выдвигающих понятие экономии сил как чего-то существующего в поэтическом языке и даже его определяющего, кажется на первый взгляд сильной в вопросе о ритме. Кажется совершенно неоспоримым то толкование роли ритма, которое дал Спенсер: «Неравномерно наносимые нам удары заставляют нас держать мускулы в излишнем, порой ненужном, напряжении, потому что повторения удара мы не предвидим; при равномерности ударов мы экономизируем силу»{30}. Это, казалось бы, убедительное замечание страдает обычным грехом – смешением законов языка поэтического и прозаического. Спенсер в своей «Философии слога» совершенно не различал их, а между тем возможно, что существуют два вида ритма. Ритм прозаический, ритм рабочей песни, «дубинушки», с одной стороны, заменяет команду при необходимости «ухнуть разом»; с другой стороны, облегчает работу, автоматизируя ее. И действительно, идти под музыку легче, чем без нее, но идти легче и под оживленный разговор, когда акт ходьбы уходит из нашего сознания. Таким образом, ритм прозаический важен как фактор автоматизирующий. Но не таков ритм поэзии. В искусстве есть «ордер», но ни одна колонна греческого храма не выполняет точно ордера, и художественный ритм состоит в ритме прозаическом – нарушенном; попытки систематизировать эти нарушения уже предпринимались{31}. Они представляют собою сегодняшнюю задачу теории ритма. Можно думать, что систематизация эта не удастся; в самом деле, ведь вопрос идет не об осложненном ритме, а о нарушении ритма, и притом таком, которое не может быть предугадано; если это нарушение войдет в канон, то оно потеряет свою силу затрудняющего приема. Но я не касаюсь более подробно вопросов ритма; им будет посвящена особая книга.

Ход коня

Ход коня

Первое предисловие

Книга называется «Ход коня». Конь ходит боком, вот так:

Много причин странности хода коня, и главная из них – условность искусства… Я пишу об условности искусства.

Вторая причина в том, что конь не свободен, – он ходит вбок потому, что прямая дорога ему запрещена.

Статьи и фельетоны этой книги были напечатаны все в России с 1919-го по 1921-й год.

Они напечатаны в крохотной театральной газете «Жизнь искусства», а сама эта газета была ходом коня.

Я пишу для русских за границей.

Одни говорят: в России люди умирают на улице, в России едят или могут есть человеческое мясо…

Другие говорят: в России работают университеты, в России полны театры.

Вы выбираете, во что верить…

Не выбирайте. – Все правда.

В России есть и то, и другое.

В России все так противоречиво, что мы все стали остроумны не по своей воле и желанию.

Я собрал газетные статьи, как они были написаны. Добавлено мало.

Еще одно слово: не думайте, что ход коня – ход труса.

Я не трус.

Наша изломанная дорога – дорога смелых, но что нам делать, когда у нас по два глаза и видим мы больше честных пешек и по должности одноверных королей.

Сверток (второе предисловие)

Ко мне пришли два студиста: Лев Лунц и Николай Никитин{32}.

Они мне сказали: «Расскажите нам что-нибудь про искусство, потому что мы студисты».

Я им ответил: «Я расскажу вам нечто вроде отрывка из «Хитопадеши»{33}: рассказ в рассказе. Это будет интересно как образчик индусской поэтики, – я забочусь о вашем образовании, потому что вы студисты».

Они сказали: «Хорошо».

«В некотором царстве, в некотором государстве жил один середняк; вот убрал он к осени с поля хлеб, молотит его и ругается. Шел в это время мимо старик и говорит ему:

– Чего ругаешься – чистый воздух портишь, разве тебе избы ругаться мало?

А середняк ему отвечает:

– Да как же мне не ругаться, плох урожай, опять напутал Николай Угодник, где нужно было вёдро, он там дождь пустил, где солнце – там мороз.

А старик тот и был сам Николай Угодник. Обиделся Николай Угодник и говорит ему:

– Ну, если я тебе плохо погоду делаю, то вот тебе самоопределение, вот тебе мандат, делай погоду сам.

Обрадовался мужик, сам стал погоду организовывать.

Только убрал он к осени урожай. – плох урожай, совсем плох.

Молотит он и ругается, так ругается, что на дороге проезжие лошади морду отворачивают.

Идет Николай Угодник, смеется:

– Как урожай?

Ругается середняк так, что в небе пробежалые тучки ахают.

– Да разве это урожай?

– Ну, расскажи мне, как делал погоду?

Рассказал мужик все по параграфам.

Смеется Угодник:

– А ветер у тебя был?

– Зачем ветер, он только хлеб путает.

– Нужен ветер, без ветра ни рожь, ни пшеница не обсеменятся. Да у тебя, небось, и грозы не было.

– Не было.

– И гроза нужна.

Подумал тут середняк и говорит Угоднику:

– Знаешь, делай лучше погоду сам.

А Угодник ему говорит:

– Действительно, ты поступил так, как поступают люди в Италии, ставшие потом идиотами.

– А как поступали в Италии люди, потом ставшие идиотами? – спросил середняк.