-Дурочка, я же не сделал тебе ничего хорошего, все твои неприятности только из-за меня...
-Я пытаюсь спасти твою душу, а ты ждешь, что тебя спасет Принц-Ворон? - Гидеон покачал головой и встал. Он брезгливо тряхнул руками, и так и пошел к двери, отведя их в сторону, будто боялся, что, коснувшись Юноны, испачкался и теперь может испортить и свои белые одежды. Виктору хотелось его ударить, но даже если бы он попытался, то не смог бы - его рука просто прошла бы сквозь молодого главу духовенства.
-Принесите ей какую-нибудь робу, мне без разницы какую, пусть прикроет срам, - Гидеон обращался теперь к духовнику, - Можете кормить ее один раз в день. Корка хлеба с травами и стакан воды, не больше, - посмотрев на Юнону, он так же добавил с безразличием в голосе, немного помедлив, будто выбрав всего один вариант из нескольких возможных, или назвав очередной пункт из списка. - Ближайшие несколько дней не давайте ей спать, даже пары минут. Посмотрим, не захочет ли она тогда, чтобы я спас ее душу.
С этими словами он вышел из камеры, так же плавно и неторопливо, как вошел, идеально прямой и строгий. Следом за ним поплелся духовник, сутулясь и прижимая к себе кувшин и стакан. Как только и он скрылся в коридоре, дверь за ними закрылась, громко скрипнул засов, и Юнона осталась один на один с призраком Виктора, о котором даже не знала.
Гадатель осел на пол, в ужасе закрыв рот рукой, едва не крича и плача. Его беспомощность мучила его теперь только сильнее. Юнона, его дорогая Юнона, почти дочь ему, такая чудесная и драгоценная ученица, была ему так преданна и была предана им. Виктор содрогался от боли, что испытывал, едва подумав о том, как долго она уже ждет его и сколько ей еще придется выжидать и вытерпеть. Это было невыносимо.
Юнона страдала из-за него, а Гадатель даже не был уверен в том, заслуживает ли такой преданности. Он никогда не был Богом, никогда не планировал им стать, даже не думал об этом ни разу. Он не желал быть Избранным, героем пророчеств и легендой других миров, но сейчас он все отчетливее понимал, что именно ей сейчас он и стал.
Легендой, за которую умирают люди и за которую страдает Юнона.
-Пожалуйста, помоги мне, - тихо простонала Юнона, заваливаясь набок. Гадатель на коленках подполз к ней и неощутимо коснулся ее щеки. На ее животе и груди были тонкие царапины и синяки, а кое-где даже ожоги. С каждой секундой Виктор все сильнее злился на Гидеона, с каждой минутой яснее сознавал, что едва оказавшись здесь, уничтожит этого человека.
Юнона вдруг подняла руку и коснулась своей щеки там, где держал руку Виктор.
-Странно. Такое ощущение, что ты рядом, а тебя нет, - выдохнула устало она. Гадатель попытался ее обнять, и Юнона тут же как-то облегченно вздохнула, - Ты же меня слышишь, да? Ты обещал, что услышишь меня даже в своем долгом сне. Пожалуйста, помоги мне, - тихо шептала себе под нос девушка не то в полубреду, не то в полусне (том ужасном состоянии зависания между сном и реальностью).
-Я приду, Юнона, и вытащу тебя отсюда, как только смогу, - начал говорить Виктор, но не успел закончить. Его вдруг выдернуло обратно в темноту, вязкую и холодную. Гадатель попытался было удержаться в реальности Юноны, но это оказалось тщетно.
Глава 44. Пробуждение.
В следующее мгновение все его тело пронзила боль. Виктора передернуло, а в горле застрял крик. Он будто снова учился дышать, постепенно заставляя свое тело снова и снова привыкать к кислороду, к глубоким вдохам и к кашлю. Едва он восстановил дыхание, его скрутил приступ - Гадатель сложился пополам и стал кашлять, долго, едва успевая перевести дыхание, отхаркивая мокроту и кровь, утирая ладонями бегущие по щекам слезы.
И только успокоившись, он услышал их голоса. Он почувствовал, как Грейс гладит его по спине, а потом толкает за плечи вперед, заставляя упасть обратно на подушки.
Гадатель с трудом открыл глаза, тут же прикрыв их рукой, спасаясь от слишком яркого для него света, и мгновенно заморгал, пытаясь спастись от ощущения рези в глазах, а потом оглянулся. Анна с небрежной прической и нелепо сползшим рукавом свитера стояла дальше всех на пороге его комнаты, нервно обнимая пальцами какую-то кружку. У стола замер Иероним, скрестив руки на груди и озадаченно склонив голову набок, рассматривая Гадателя как диковинное чудо. А Грейс сидела рядом, осторожно положив руки ему на плечи, наверное, боясь, что Виктор снова попытается уснуть. Гадатель не мог поверить, что сейчас не только он видит их, но и они его тоже.
Он вернулся. Он больше не был призраком. Мир снова был ощутим, и это было потрясающее, невыносимо прекрасное чувство.