Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу

— И он тоже здесь, lupus in fabula[23]. Вот он, этот больной, этот симулянт. Инспектирует местность, поле битвы.

Чем дальше разглядывал Гордон растерянного Эдварда с палкой в трясущейся руке, тем сильнее в нем вскипала ненависть, ярость.

— Жалкий хромой бес, ублюдок, ублюдок, я тебя убью!

Эдвард ловил каждое его слово. Каждое слово было ему знакомо. Он знал эти интонации, этот голос, выражение лица. Тысячу раз они возникали в его мозгу и означали одно — убийство. Жирный, обезумевший человек подступил к нему и замахнулся правой рукой, как молотом — еще секунда, и он убьет его. Рука Гордона разжалась, клок темных женских волос упал на пол. Правая рука Эдварда невольно поднялась, согнулась в локте и прикрыла лицо — так он защищался; тысячу раз он проделывал это во сне. Однако сегодня он не испытывал страха. Страх смерти так и не появился.

Вот он опять стоит на палубе. Японский летчик-камикадзе камнем упал вниз. Он пробил палубу и с приглушенным грохотом проскочил дальше, расколошматил, разнес в куски трюм; судно ужасающе, по-звериному заревело. Забил гейзер, взлетели на воздух доски, люди, трубы; в черных клубах дыма, между которыми поднялся огненный факел, закружились куски металла, куски тел, оторванные конечности.

Из разинутого рта Эдварда вырвалось еле слышное «ах». Палка завихляла в его левой руке, выскользнула и покатилась назад по дощатому полу. Левое колено не выдержало тяжести тела, Эдвард покачнулся, но упал в другую сторону, туда, где стояла мать; Элис бросилась между ним и взбешенным Гордоном, чтобы принять удар на себя; она обхватила сына за плечи и прижала свою голову с растрепанными волосами к его шее. И отчаянно закричала, почувствовав прикосновение его холодного лица к своей груди, к груди, вскормившей Эдварда.

Рука Элис смягчила падение сына, теперь она вытащила ее из-под твердого плеча Эдварда; сама она не чувствовала боли. Она опустилась на колени рядом с сыном, начала тормошить его. Заговорила с ним.

Все это время Эллисон стоял как вкопанный, он так и не опустил тяжелый кулак правой руки, занесенный, словно молот. Еще не вполне очнувшаяся от бешеной схватки с Гордоном, Элис взглянула на него с черной безнадежностью — так дьявол ищет взглядом другого дьявола — и зашипела:

— Уходи. Уходи. Уходи, говорят тебе.

Только тут Эллисон пошевелился: он разжал кулак.

Он хотел подойти к Эдварду, сделал шаг и уже собрался было опуститься на пол. Но его опять настиг черный ужасный материнский взгляд, в котором, казалось, были заключены все муки ада; Элис зашептала:

— Прочь. Прочь. Не прикасайся ни к чему. Не прикасайся к моему ребенку.

Гордон остановился и стал слизывать кровь, сочившуюся из губы. Лицо его, которое только что было багрово-синим и раздувшимся, опало. Не двигаясь с места, он пробормотал что-то нечленораздельное.

А Элис тем временем нежно ворковала, обращаясь к распростертому телу. И тут Гордон затопал к дверям.

Как только Эдвард зашевелился, Элис прошмыгнула в свою комнату, спустившись по лестнице на полпролета, и набросила пальто. Выходя из комнаты, она схватила с туалетного столика гребень и провела по своим взлохмаченным волосам справа и слева, даже не глядя в зеркало.

И вот она уже опять сидит на корточках, рядом с Эдвардом. Он стал подниматься, она поманила его.

— Иди сюда. Я помогу тебе.

Элис проводила сына вниз. При этом они не обменялись ни словом. Взгляд у Эдварда был сонный. У себя в комнате он лег.

Элис сразу вышла от Эдварда, — медленно закрыла за собой дверь; она не знала, что ей делать, какое было время суток, какой день — будний или воскресный.

Откуда-то сбоку к ней приближались шаги, это был ее брат Джеймс.

— Почему ты надела пальто, Элис? Тебе холодно? О, боже, шея у тебя в крови.

— Где? Я, наверное, поцарапалась.

Джеймс:

— Гордон ушел из дому.

— Ах, так.

— С чемоданом. Он уехал на машине.

— Ах, так.

Джеймс:

— Как себя чувствует Эдвард? Я вызову врача.

— Как хочешь. Спокойной ночи, Джеймс.

Был еще день. Несколько минут Элис слонялась по комнате — подняла и переложила щетку, открыла пудреницу и густо напудрилась, налила в раковину воды, вымыла и вытерла руки, поглядела в окно и вдруг поняла, что ей этого не вынести — необходимо принять снотворное. Она проглотила лекарство и разделась: ей казалось, что это не она, а какой-то посторонний человек — его чужое тело она и уложила в кровать.

Подождала немного, пока тело заснет и возьмет ее с собой.

Долгая ночь лжи миновала

Несколько дней в доме скрывалось бегство Гордона. Возможно, он всего лишь уехал в Лондон, чтобы собрать материал для своей новой книги.

Но время шло, издательства посылали запросы, надо было подписывать чеки — утаивать правду стало невозможным: Гордон уехал… уехал, не оставив адреса.