Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу

— Для меня она была неким знамением. Довелось ли тебе когда-нибудь увидеть знамение? С иными это случается всего один-единственный раз в жизни, с другими — часто. Знамение может быть разной силы и убедительности. Среди нас водятся философы и пессимисты, которые вывели целую теорию из якобы свойственной человеку обособленности. Но, стало быть, и солнечный луч должен чувствовать себя обособленным? Не хочу притворяться: до сих пор я еще не нашел того, что мог бы назвать собственной индивидуальностью. Мне дали прозвище «лорд Креншоу». Таковы все мы. В человеке многое скрыто, целый зверинец; время от времени ты отождествляешь себя с каким-нибудь зверем, потом с другим, а иногда с символом под названием «я». Символу этому ты отдаешь явное предпочтение, поручаешь представлять тебя всего целиком. На самом деле человек включает в себя… нет, скорее так: на самом деле каждый из нас — это целый народ со своими буржуа, пролетариями и знатью, с разными палатами, с палатой представителей и с королем. А также с революцией, со многими революциями, в соответствии с нашим возрастом.

А теперь займемся главой «Эротика». Здесь я всегда, с тех самых пор, как со мной живет Элис, прихожу к одной-единственной мысли: все мы так устроены, что к нам применимы библейские слова: «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему». Вот как это было: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему». А потом в Библии идет то место, где рассказывается, что бог «навел» на Адама крепкий сон и, когда тот уснул, взял одно из ребер его. И создал бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал Адам: «…вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою: ибо взята от мужа». Дальнейшие слова этой главы гласят: «Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут одна плоть».

Мой старый друг Кен, слова эти воистину необычайной глубины. Ты должен со мной согласиться. В животных, в природе человек не узнает себя. Природа получает от нас свои имена, она предстает перед нами, как предписал создатель. Но только в женщине человек видит самого себя, она его подобие, он берет ее себе и дает ей собственное имя.

А эротика — это вот что: мужчина и женщина, с самого начала предназначенные друг для друга, созданные из одной плоти, воссоединяются. Здесь залог счастья, блаженства; каждое поколение людей открывает и воспевает это заново. Однако, разумеется, нас, людей, великое множество: и мужчин и женщин. Выходит, человеку трудно найти свою плоть и кровь. К этому надо относиться иначе. Нельзя понимать это буквально. Каждое человеческое существо стремится к тому, чтобы стать самому себе Адамом. Вот почему я восхвалял мою жену, стал ее трубадуром и считаю ее единственной и неповторимой.

— Как тебе известно, я всегда очень высоко ценил госпожу Элис. А о том, как я отношусь к тебе, и говорить не стоит. Оба вы могли бы подойти многим людям. Я хочу сказать, вы можете без труда дать счастье разным людям. Вас свел вместе случай. Погляди на природу…

Гордон прервал его:

— Но я как раз не смотрю на природу. Когда я обозреваю природу, то не нахожу ничего похожего на меня. — Он хлопнул себя по бедрам и сердито закричал: — Оставь меня в покое с твоей природой. Я не имею с ней ничего общего, связан с ней не теснее, чем любой другой человек. Я доказал, что не имею с природой никаких дел. Я не животное, не король Лир, я не дикий вепрь, которого надо загнать. Я именно не таков. Обо мне не сочинишь сказку.

Гордон поднялся, но только для того, чтобы помахать в воздухе кулаками. (Кен ничего не понял!) Потом Эллисон пробормотал сквозь зубы:

— Прошу прощения.

Кен испугался, как бы его гость опять не впал в прострацию. Но Гордон сел (видимо, после страстной, но так и не произнесенной обвинительной речи по адресу незримого противника) и снова с надменным выражением лица склонил голову набок: атака была отбита. За сим последовало несколько патетических проклятий.

В другой раз он разразился следующим монологом: