Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу

— Я уже это слышала однажды при других обстоятельствах.

— При каких?

— Не будем об этом говорить. Рассказывай.

— Рывок ведет в область вечной мерзлоты. Иным путем достигается нечто вроде буддийской нирваны. Впрочем, это вовсе не буддийская нирвана.

Элис прошептала:

— Дорога к скотству?

— Дорога к правде. К Руссо без его сентиментальности.

Сильвейн:

— Ужасно.

(Он негодяй. Преступник. Очень похоже.)

— Человек глуп, он просто глуп. И ничего не может довести до конца. Ему ничего не нужно: ни понимания, ни последовательности. В человеке уживается животное и фантазер; животное по сути своей правдиво, но оно обладает похотью, а фантазер — спесью.

— Продолжай, я хочу понять тебя до конца.

— Теперь тебе яснее моя мысль, Сильвейн? Она соответствует твоим мыслям?

— Она для меня не нова.

— Да, ты права. Иди ко мне.

В комнате банкира Сильвейн взяла его за руку.

— Преврати меня в животное!

— Ты осмелишься и на это?

— Помоги мне. Я предлагаю тебе себя. Я уже столько всего перепробовала.

— Меняла личины одну за другой?

— Людей-животных не бывает, Раймонд.

— Что?

— Я предлагаю тебе себя. Могу спорить, меня не удастся превратить в животное.

Она вела себя решительней, чем он думал. И не утаивала от него ни одной своей мысли, словно он был ее духовник. При этом Элис высмеивала банкира.

— У меня только одно желание: заснуть, — сказала она однажды.

— Стало быть, я должен тебя умертвить?

— Делай что хочешь. Я не в силах с собой справиться. У меня нет воли. Кончай это.

Его обуял страх. Какая неожиданность, и она это говорит всерьез. В Раймонде проснулось чувство к Элис. Ему было с ней хорошо, она помогла ему; если он убьет эту женщину, то в известной степени покончит с собой тоже. Никто никогда не приносил ему столько добра.

Он захотел поймать ее на слове. Но вскоре она отступила. Элис боялась смерти, взаправдашней смерти. Банкир приходил снова и снова. В конце концов она сдалась.

Села за письменный стол и написала под его диктовку:

«Я — Элис Маккензи, в браке Элис Эллисон, называющая себя ныне Сильвейн и живущая отдельно от своей семьи, находящейся в Англии, заявляю, что сегодня вечером приму яд. Мотивы, побудившие меня к этому, никого не касаются».

Поставила свою подпись, рука ее была тверда. Но при этом Элис ощущала сильнее, чем раньше: нет, она не хочет!

Приняв первые таблетки снотворного, она легла на диван. Дрожащий банкир глядел на нее, он был счастлив. Целовал ее платье, уверяя, что ему безумно повезло — ведь он встретил ее. Да, он пришел в неистовство. Видимо, она и впрямь решилась. На глазах у Раймонда выступили слезы. Элис спокойно выпила вторую порцию таблеток, растворив их в стакане воды. Он не мог этого вынести; обняв ее, вырвался из ее объятий. Простился с ней. Вся история, ниспосланное ему счастье оказались не по силам банкиру. Он держал себя как человек, которого столкнули в воду и который боролся за свою жизнь, но потом осознал, что все безнадежно, все кончено, и тут его втащили в лодку. Недоверчиво, не скрывая своего страха, он спросил:

— Ты доведешь это до конца?

Элис поклялась.

Некоторое время банкир еще прислушивался за дверью, потом убежал. Он не мог успокоиться: уже будучи на улице, он посылал воздушные поцелуи по направлению к гостинице: ведь там лежала и умирала она — умирала ради него, ведь там лежал и умирал как бы он сам. Сломя голову он умчался из этого города. Чувства, переполнявшие его, были чересчур сильны.

Когда банкир ушел, Элис заперла дверь. Задумчиво перечитала записку и скомкала ее.

Неужели мой час пробил? Нет, еще нет. Время не настало.

Она проспала очень долго.

Дрессировка

Банкир исчез. И при нем Элис была безвольна, и теперь ощущала себя такой же безвольной. Опять отправилась в Париж. Банк сообщил Элис о состоянии ее финансов: она потратила все до последнего гроша. Получив письмо, она испугалась. То был… конец.

Прошло несколько дней, и она кое-что предприняла: позвонила Сюзанне. Сюзанна пришла, бросила взгляд на свою прежнюю приятельницу, выразила сожаление по поводу того, что Сильвейн оказалась в таком трудном положении, и испарилась.

Сильвейн переменила гостиницу. Она еще держалась на поверхности. Не хотела признаться, что отныне ей остается лишь искупление. Жизнь, которую Элис теперь вела, она заслужила (так она себе сказала).

Она очень опустилась. Один-единственный раз Элис сделала попытку спастись — в минуту слабости. Ей предложили место в парфюмерном отделе универсального магазина. Казалось, ей посчастливилось. Но она не думала об этой работе всерьез и скоро решила бросить ее. Заведующий отделом, который догадывался, чем она занималась в предыдущие несколько месяцев, пригласил Элис в свой кабинет, услышав, что она хочет уволиться, — он обещал прибавку к жалованью, обещал долю с прибыли, более короткий рабочий день. Она попросила время на размышление, но так и не появилась больше в магазине. Такого рода способ спасения ее не устраивал. Элис вынесла себе приговор. Пусть ее дорога вела в трясину, так или иначе — это была ее дорога.

Глубже увязнуть в позоре! Она не желала избежать геенны огненной.