Гамлет, отомсти!

Состав, как и почти всегда в любительских спектаклях, получился разношерстным в одной-двух из основных ролей и не совсем надежным в нескольких второстепенных. Лорд Траэрн, игравший дворянина, к сожалению, забыл текст, как только ступил на помост, и превратился в неловкого школьника, хотя и благородной наружности. Питер Марриэт, один из вновь прибывших и еще не притершийся к сцене, выглядел на удивление глупым. Клэй заявил, что тот проявил достаточно рассеянности, чтобы начать реплику норвежского капитана, выйдя как Франциско в первой сцене. Готт добавил, что он упрямо и твердо договорил текст до конца. Стелла Терборг смотрелась более или менее приемлемо в роли без слов, однако она вполне могла сорваться на крик, когда в эпизоде представления ее травит ядом кто-то подозрительно похожий на Черную Руку. Еще больше опасений внушала Ванесса-гонец и Диана Сэндис-актриса, которой предстояло прочесть пролог в сцене представления. Обеим назначили роли явно не по их способностям. У Джервейса Криспина получился перебор: казалось сомнительным, что щегольство Озрика и почти клоунада второго могильщика станут выглядеть одинаково убедительно. Ноэль же выглядел слишком молодо для призрака отца Гамлета. Изначально эту роль определили доктору Крампу, викарию из Скамнум-Дуцис. Однако когда он узнал, что по ходу действия надо акробатически провалиться в люк, после чего довольно долго ползти под сценой, то предпочел более привычное ему дело: совершать панихиду на похоронах Офелии. Тем не менее Ноэль довольно быстро входил в роль. Будучи высокого роста, как и все Криспины, и обладая глубоким басом, снискавшим ему славу на университетских торжествах, он вполне подходил на роль призрака. Готт неустанно повторял себе, что в целом все должно пройти неплохо.

В субботу днем первая генеральная репетиция прошла прекрасно. Питер Марриэт задал ей хороший тон, благодаря неимоверным усилиям произнеся восемь разрозненных однострочных реплик Франциско без ошибок и в нужном месте. Банни, хотя и настаивал, что станет говорить согласно собственному представлению о произношении елизаветинской эпохи, оказался на удивление бравым Бернардо. Сэр Ричард Нейв, в жизни сухой и далекий от поэзии человек – а как же иначе, спрашивала герцогиня, если хочешь улучшить отношения полов? – довольно неплохо придал лиризма Марцеллу. Призрак в исполнении Ноэля, который репетировал с Клеем, взошел на верхнюю сцену и выступал по ней, словно по пятидесяти метрам крепостной стены.

Однако первая сцена мало говорит о том, как пойдет вся пьеса. Главное – взять хороший старт, сразу же вызвать интерес публики и поддерживать его на протяжении всего спектакля. Если начало задастся, то представление пойдет успешно. И теперь оно шло так, как хотел Готт. Создавалась желаемая им атмосфера.

«Гамлет» Готта являлся не тем «Гамлетом», которого Клэй привык играть на профессиональной сцене. Он относился к тому направлению, которое Маллох осторожно называл «новой исторической школой». Это был «Гамлет», в котором, при всей его психологической и поэтической сложности, главный упор делался на проходящий красной линией скрытый конфликт между узурпатором и законным наследником. Требовалось постоянное чувство напряженной борьбы не на жизнь, а на смерть. Поставленный в Скамнуме «Гамлет» делал акцент на битве сильных соперников. С одной стороны – коварный король и его столь же коварный вельможа Полоний. С другой – одинокая фигура принца, еще более устрашающая из-за своей умственной изощренности. В то время как обычный «Гамлет» Клэя в значительной степени являлся порождением эмпирических умов Гёте и Колриджа, главный герой Готта в большой мере вел свое начало от весьма сильных и достойных предшественников Шекспира.

Клэй с энтузиазмом погрузился в новое прочтение пьесы, хотя это требовало больших усилий. И вот во второй сцене начал сказываться результат. Здесь в Клавдии и Гамлете воплотились два антагониста, которым до́лжно сражаться до конца. Здесь начинался поединок, очевидный для любого зрителя эпохи Возрождения. С развитием действия Готт подумал, что он смотрит не просто аккуратно и достоверно поставленного «Гамлета», но «Гамлета» просто замечательного, пока на сцене продолжал воплощаться главный конфликт. Клэй был великим актером, и Готт едва ли это осознавал до своего скамнумского «предприятия», хотя ему было известно о его блестящих успехах. Куда более примечательным являлось то, что герцог Хортон также был великим актером. Чуть раньше он поражал всех во время своих редких и отрывочных появлений на репетициях, а теперь он просто потрясал. В результате этого пьеса принимала заданное Готтом направление. Задумчивый Гамлет стал лишь внешней оболочкой образа. Королева и Офелия отошли на второй план. Пьеса вращалась главным образом вокруг борьбы за власть. Важность обретали именно государственные мужи: лишившийся трона Гамлет, с одной стороны, Клавдий и Полоний – с другой.