Гамлет шестого акта

Но теперь только Бэрил Стэнтон сохраняла женственность и достоинство, была тиха и молчалива. Все же остальные… Мистер Доран был когда-то влюблен. Он видел влюблённых. Но милая красавица мисс Хеммонд неожиданно для него превратилась в совершенно новое непонятное существо: ревнивое, издерганное и, казалось, полностью забывшее женскую скромность. В мисс Нортон проступила откровенная хамка, особа злобная и резкая. В состоянии перманентной истеричности пребывала и мисс Морган. Три юные леди в Хеммондсхолле были не влюблены, но помешаны, в гостиных, коридорах и спальнях Хеммондсхолла, казалось, бесновались три молодые ведьмы.

Не меньше пыла проявлял и мистер Нортон, стараясь попадаться навстречу мистеру Коркорану поминутно. Все они не давали ему проходу, буквально преследовали, не позволяя ни минуты остаться в одиночестве. Мисс Морган гадала ему на картах и по ладони, мисс Нортон строила ему глазки, а стоило ему появиться у дома, скажем, с лопатой на плече, коей он выкапывал в лесных дебрях корень какого-то растения, как с балкона уже слышался кокетливый голос мисс Хеммонд:

— Носить что-либо на плече, мистер Коркоран, особенно лопату — к несчастью. Значит, скоро вы понесёте гроб.

Мистера Коркорана это не шокировало. Гроб так гроб. Сам он знал только одну примету.

— Говорят, если посадить в саду рябину, вам не будут досаждать ведьмы, — обречённо обронил он, когда они остались, наконец, в подвальчике наедине со священником. — Зря милорд не отдал таких распоряжений. Я всегда удивлялся, мистер Доран, почему именно так называемая плотская любовь проявляет в людях самое худшее, что в них есть?

Доран изумился.

— Помилуйте, что вы говорите? Общепризнано, что любовь возвышает и очищает душу.

— Да? Не замечал. Мой опыт говорит, что мужчины по большей части становятся откровенно подлы, норовя подставить ножку сопернику, а женщины — вздорны, ревнивы и совершенно забывают скромность. Впрочем, может, они просто ярче проявляют свою суть, обычно скрытую? Если же люди не подлеют и не теряют голову и достоинство — говорят, что они не умеют любить или любят недостаточно пылко.

Священник усмехнулся.

— Откровенно сказать, мне кажется, что именно вы провоцируете их на это. Я никогда ничего подобного не видел.

Мистер Коркоран ничуть не обиделся, был спокоен и расслаблен.

— Я едва словом с ними перемолвился, помилуйте.

— Не спорю, но ваша внешность — сама по себе провокация. Вы красивы, как дьявол.

— Ну, во-первых, никто ещё не доказал, что дьявол красив. Свидетельства есть в пользу прямо противоположного мнения — и вам ли, служителю Господнему, о них не знать? А во-вторых… Надеюсь, дорогой мистер Доран, вас-то я не спровоцировал? Неужели и вы влюблены в меня?

Мистер Доран сначала едва не поперхнулся, но сумел вздохнуть и усмехнулся.

— Нет.

— Рад слышать это. Но если моему дьявольскому обаянию сумели противостоять вы, почему этого не могут остальные?

Священник пожал плечами. Логика рассуждений его собеседника была злой и иезуитской, но абсолютно правильной. Этот красавец-искуситель, Доран давно заметил это, всегда рассуждал безупречно. Впрочем, одно возражение у священника было. Это был аргумент лживый и жалкий, аргумент, к которому всегда прибегают ничтожества, но мистер Доран привёл его. Не потому, что так думал, но затем, чтобы услышать ответ на него.

— Говорят, сила душ не равна, мистер Коркоран.

— Не равна, но живёт Господь. Никогда ещё ни одной слабой душе не было послано искушение сверх силы её. А уж думать, что смазливость моей физиономии является искушением непреодолимым — было бы наглейшей самонадеянностью с моей стороны и откровенной глупостью с вашей. — Он сорвал с ветки цветок, вдохнул и неожиданно пробормотал, — кто-то говорил, что у цветка боярышника запах смерти… Вздор. Запах смерти неразгадан… Скорее, это осенний сумрак, сырость погреба, запах ладана… и что-то болотное.

— Вы считаете, что девушки вовсе и не влюблены?

— Влюблены в кого, мистер Доран? Если даже допустить, что душа моя прекрасна, то для них это всего лишь предположение. Так на чем же, скажите, ради Бога, зиждется такая любовь? На моем лице? Я мог бы тогда подарить им по портрету. Всё это вздор. Если не выходить из сферы логики и здравого смысла, придётся высказать догадку, что основа такой любви — распалённое воображение и низменные инстинкты…

— Помилуйте… «Мир должен быть населён…»

— Вздор. «Лучше бездетность с добродетелью, ибо память о ней бессмертна, плодородное же множество нечестивых не принесет пользы, и не достигнут они незыблемого основания и порывом ветров искоренятся…». Должен быть населён! Подумать только… Я-то тут причём, помилуйте? Он давно и без меня населён и даже — перенаселён местами. В Лондоне в клубах — уединиться невозможно, посидеть в тишине, кроме как в «Диогене», негде. Всюду толпы народа. Кстати, замечу, что и вы сами, — улыбнулся мистер Коркоран, — несмотря на ваши проповеди, не больно-то способствовали увеличению числа обитателей мира…

Мистер Доран развёл руками.

— Несчастная любовь? — взгляд мистера Коркорана был понимающим и сочувственным.