Гамлеты в портянках

От вала заказов, близкого к девятому, Павлушкин перестал справляться. Его начали бить. Чтобы выправить ситуацию, он стал лавировать. Однако маневры не помогли. От напора на количество сделанной работы проигрывало качество и наоборот.

— Так-то ничё вроде, но не доеду до дембеля, если сутки через двое на износ вкалывать буду, — стал подумывать Павлушкин. — Выспаться бы. Неделю нормально посплю — и вывезу.

Положенного восьмичасового сна первое отделение АРТ взвода лишилось неделю назад, потому что командир этого отделения, сержант Кузельцов, заболел бессонницей, и эта зараза, — словно упавшее на поле боя знамя, — сразу была подхвачена всеми его непосредственными подчинёнными, не исключая посредственных: слабосильного Семёнова и забитого Календарёва. Страшный недуг не уложил заболевших солдат в постели, а, напротив, в продолжение целой недели поднимал их с коек сразу после отбоя — поднимал, уводил в курилку и заставлял беседовать с сержантом до самого утра. Болезнь точно приняла бы характер эпидемии, если бы Кузельцов был «дедом», который в армейской иерархии является чем-то вроде Великого Князя. Но сержант был «черпаком», то есть удельным князьком, имеющим право хозяйствовать только в своих владениях.

— Достал, блин, — мотнув головой в сторону сержанта Кузельцова, тихо обратился Павлушкин к Герцу за обедом.

— И меня достала это бдительность неусыпная. Мы с ног валимся, а ему хоть бы хны.

— Не о том я. Снотворное, говорю, достал.

— Иди ты.

— В натуре говорю.

— Доза?

— Лошадиная.

— Не убить бы.

— Куча народа только спасибо скажет.

— Мать его не скажет.

— Ладно, не боись. Передоза не сделаю. Пускай живёт и лямку тянет, гнида такая.

— Да, пусть живёт. Ему тоже тут не сахар. Взводный ему регулярно лицо поправляет.

— Герц, я как с бабой пересплю, когда взводный его долбит.

— А я тебе даже не скажу, какие у меня ощущения, когда он в замес попадает… Но вообще-то Кузельцов справедливый.

— Вообще-то да… Жёсткий, но справедливый. Армейка — не детсад.

— Он раб системы, Павлуха. Как и мы с тобой. Нагнали пацанов со всея Руси. Наглых, жадных, весёлых, добрых, скучных, грустных, дерзких, умных, глупых, всяких. Даже страшно, каких всяких. И всех надо заставить подчиняться. Самый простой способ — насилие. На другие способы у сержантов нет времени.

Кто бы мог подумать, что два молодых артиллериста, Павлушкин и Герц, станут героями России, единственной наградой которых станет полноценный восьмичасовой сон. Между тем это было так. Они не взяли занятую противником господствующую высоту, зато взяли и подсыпали снотворное собственному сержанту и тем самым спасли трёх товарищей по отделению от разных напастей: рядового Семёнова — от самоубийства, рядового Куулара — от убийства, рядового Календарёва — от самовольного оставления части.

Кузельцов уснул не сразу. Пятнадцать минут он зевал, открывая рот, как бегемот. Долгожданная вялость, разлившаяся по телу, привела сержанта в благостное расположение духа, и он не преминул поделиться хорошим настроением с беднягой Семёновым, лежавшим на соседней койке.

— Сосед, — позвал Кузельцов.

— Я, товарищ сержант, — захлопал глазами Семёнов.

— Спишь?

— Так точно.

— Чё врёшь? Кто со мной тогда базарит, если спишь?

— Так я это…

— Упор лёжа принять, — вяло перебил Кузельцов.

— Есть, — вздохнул Семёнов.

Пока Семёнов отжимался рядом с кроватью, Кузельцов разговаривал с ним, как добрый барин с крепостным.

— Ну и дауны вы у меня, — сокрушался сержант. — У всех «духи» как «духи», от вас же никакой пользы, убытки одни.

— Мы стараемся, — приняв позу тюленя и преданно округлив глаза, подобострастно произнёс Семёнов.

— Отжимайся давай, старатель. Стараются они. Вон у Ахминеева — те стараются, а вам бы только пожрать да поспать.

— Товарищ сержант, да Вы для нас. Вы только скажите, а мы уж…

— Скажи ещё, что горы свернёте.

— И свернём, и свернём, товарищ сержант.

— Шею, смотрите, не сверните… Звания выучил?

— Так точно.

— Кто после сержанта идёт?

— Товарищ старший лейтенант.

— Попробуй ещё.

— Товарищ младший прапорщик.

— Последняя попытка.

— Сейчас, сейчас, сейчас, — затягивал время Семёнов, разрываясь между старшиной и майором. — Сержант, а за ним, за ним…

— Ну кто?! Кто?! — не вытерпел Кузельцов, и переживание за знания подчинённого промелькнуло в его голосе.

— За сержантом обязательно кто-то идёт, — затараторил Семёнов, не забывая скрашивать свою забывчивость высокой скоростью и качеством отжиманий. — Нельзя, чтоб за ним никого не было. Это же не генерал какой-нибудь. Сейчас, сейчас, сейчас…

— Старший сержант, даун, — оборвал Кузельцов.

— Не подсказывайте!!! — замерев и выпучив глаза, исступлённо зашептал Семёнов. — Я сам знаю, что за сержантом идёт старший сержант! Старший сержант Саркисян! Замкомвзвод! И он не даун! Он Ваш лучший друг!

— Да ты совсем страх потерял, «душара».

Кузельцов сел на кровать и стал охаживать Семёнова тапком по голове.

В это время через проход между кроватями шёпотом переговаривались Герц и Павлушкин.

— Не спит, — сказал Павлушкин. — Семёнова опять дрочит.

— Я двенадцать зевков насчитал, — ответил Герц. — Зря старались, наверно.