Читаем Гамп и компания полностью

– Вот тебе «черная метка», приятель! – орет мистер Макгивер. – Старый слепой Пью знает, что к чему. Поднять «Веселый Роджер»! Вы у меня все по доске за борт пойдете!

Мы с матросом доволокли мистера Макгивера до его койки и там его уложили.

– Я вас всех под килем протащу, – было последнее, что сказал мистер Макгивер.

– Скажите, – спрашивает матрос, – а вы не знаете, зачем мистер Макгивер моторы врубил?

– Не-а. Я вообще ничего не знаю. Я тут на метеостанции служу.

– Вот те раз! – говорит матрос. – А я подумал, вы лоцман из бара.

– Не-е, я не лоцман. Я рядовой первого класса.

– Боже милостивый! – говорит матрос. – Ведь у нас десять миллионов галлонов сырой нефти на борту. – И он бежит к двери.

Стало ясно, что для мистера Макгивера я уже сделать ничего не могу, учитывая, что он спит. Если, понятное дело, так это называть. А потому я вернулся обратно на капитанский мостик. Никого там нет, а корабль, похоже, вовсю плывет, буи и всякая такая ерунда на полном ходу мимо нас проносятся. Я не знал, что мне еще делать, а потому ухватился за штурвал и попытался вести нас хотя бы по прямой линии. Мы ушли не особо далеко, как вдруг раздается офигенный глухой удар. Я прикидываю, что это хорошо, раз «Эксон-Вальдес» наконец-то остановился. Выясняется, однако, что все совсем не так.

Внезапно создается такое впечатление, как будто добрая сотня людей начинает носиться по капитанскому мостику. Все орут, верещат и раздают приказы, а некоторые даже показывают друг другу средний палец. Довольно скоро несколько чуваков из береговой охраны прибывают на борт, жалуясь, что мы только что сбросили десять миллионов галлонов сырой нефти в пролив принца Уильяма. Птицы, тюлени, рыбы, полярные медведи, киты и эскимосы – все это будет уничтожено из-за того, что мы теперь вытворили. И за все это будет дьявольская расплата.

– Кто тут главный? – спрашивает офицер береговой охраны.

– Он! – хором орут все на капитанском мостике и указывают пальцами на меня.

В этот самый момент я понимаю, что снова в тюряге окажусь.


«МАНЬЯК-ВОЕННОСЛУЖАЩИЙ ЗА ШТУРВАЛОМ ТЕРПЯЩЕГО БЕДСТВИЕ КОРАБЛЯ», гласит один из заголовков. «ОФИЦИАЛЬНО ПРИЗНАННЫЙ ИДИОТ ВЕДЕТ РАЗЛИВАЮЩЕЕ НЕФТЬ СУДНО», гласит другой. «КАТАКЛИЗМ, ВЫЗВАННЫЙ ОПАСНЫМ ДУРАКОМ» – вот типичный образчик того говна, которое мне приходится выносить.

Понятное дело, из Вашингтона прислали трехзвездного генерала, чтобы разобраться со мной и моими проблемами. Это в своем роде удача, потому как армия никаким боком не хочет ввязываться в это дело и быть обвиненной в крушении «Эксон-Вальдеса». Лучшее, что они могут сделать, это убрать меня оттуда – и поскорее.

– Вот что, Гамп, – говорит генерал. – Будь на то моя воля, я бы вас за это к стенке поставил. Но поскольку это не так, я намерен сделать вторую вещь, которая кажется мне наилучшей. А это означает перевод вашей большой жопы как можно дальше отсюда. Если точнее, то в город Берлин, что в Германии. Если нам повезет, никто не сможет вас там найти, и всю вину за эту катастрофу придется повесить на старину капитана Макгивера. Вы меня понимаете?

– Так точно, сэр, – отвечаю. – Но как меня туда доставят?

– Самолет, Гамп, уже на взлетной полосе. Моторы работают. У вас всего пять минут.

Глава десятая

Отправка в Германию оказалась еще далеко не всем. Это если считать, что туда меня в наручниках и кандалах доставили четыре сотрудника военной полиции. Они всю дорогу не переставали мне напоминать, что, если я выкину какой-нибудь номер, им дан приказ колошматить меня по башке дубинками.

Кто-то в высших эшелонах командования, надо думать, дал приказ, чтобы мне поручили самую грязную работу во всей армии, и этот приказ был скрупулезнейшим образом выполнен. Меня направили в танковую часть, где моей обязанностью стало счищать всю грязь с гусениц танков – и вот что я вам скажу: той зимой на гусеницах танков в Германии была чертова уйма грязи.

Еще, судя по всему, разнесся слух, что я Иона или типа того – в общем, человек, приносящий несчастье. Из-за этого никто не хотел со мной разговаривать, не считая сержантов, которые только и делали, что на меня орали. Дни там холодные и влажные, а ночи тоскливые, и я еще никогда не чувствовал себя так одиноко. Я написал несколько писем малышу Форресту, но его ответы были какие-то короткие, и мне показалось, что он вроде как меня забывает. Порой по ночам я пытался увидеть во сне Дженни, но без толку. Может статься, она меня тоже забыла.

В один прекрасный день кто-то говорит мне, что я получаю помощника по очистке гусениц танков и должен показать ему, как это делается. Я прошел в гараж, а там стоит чувак, глазея на гусеницу. На этой гусенице, наверное, добрая сотня фунтов грязи.

– Это ты тут новенький? – спрашиваю.

Когда он поворачивается, то меня чуть кондрашка не хватает! Это же старина сержант Кранц из Вьетнама и с военной базы, откуда мы с мистером Макгивером забирали мусор для наших свиней! Только вот я замечаю, что сержант Кранц никакой уже больше не сержант, а простой рядовой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное