Я рассказываю, а он говорит:
– Хочешь, я дам тебе лейкопластырь?
Он выходит из кухни и приносит пластырь, но прежде чем его прилепить, промывает порез перекисью или еще чем-то – жутко вонючим.
– Ты должен быть осторожен с этими устричными раковинами. Они метут обеспечить тебе чертовски серьезную инфекцию, ты это знаешь?
– Не-а. А почему?
– Потому что лучшее место для роста устриц – это там, где самое скверное и тяжелое загрязнение. Ты этого не знал?
– Не-а. А ты откуда знаешь?
– Потому что я их изучал. Если бы ты мог спросить у устрицы, где она хочет жить, она скорее всего сказала бы, что в выгребной яме.
– А как получилось, что ты изучал устриц?
– Потому что, я так прикидываю, мне уже пора начинать выполнять свою долю работы, – говорит малыш Форрест. – То есть, ты каждый день отправляешься туда и щиплешь устриц, а я только и делаю, что в школу хожу.
– Так тебе как раз это делать и полагается. Ты должен чему-то выучиться, чтобы не кончить так, как я.
– Да ладно. Я уже достаточно узнал. Если по правде, в школе я уже вообще ничего не делаю. Я так далеко обогнал всех одноклассников, что учителя просто говорят мне идти посидеть в библиотеке и почитать, что мне захочется.
– Правда?
– Ну да. И я прикидываю, может, я просто мог бы не ходить каждый день в школу, а иногда отправляться с тобой в Байя-Лабатре и помогать тебе в этой работе с отщипыванием устриц.
– Гм, я очень это ценю, но…
– Конечно, если ты захочешь. Может, ты не захочешь, чтобы я возле тебя болтался.
– Нет-нет, дело не в этом. Дело в школе. То есть, твоя мама бы захотела…
– Ее здесь нет, чтобы это подтвердить. И я думаю, что кое-какая помощь тебе бы не помешала. Я хочу сказать, щипать устриц – тяжелая работа. И, может, я бы тебе на ней пригодился.
– Конечно бы пригодился. Но…
– Тогда заметано, – говорит малыш Форрест. – Что, если я завтра утром начну?
Я не был уверен, правильно это или неправильно, но так мы и сделали.
На следующее утро я встал перед рассветом и приготовил легкий завтрак, а потом заглянул в комнату малыша Форреста посмотреть, проснулся он или нет. Он еще не проснулся, а потому я на цыпочках вошел и встал там, глядя, как он крепко спит на кровати Дженни. В своем роде он так на нее похож, что я ненадолго вроде как остолбенел, но потом взял в себя в руки, потому как, что бы там ни было, работу нам делать надо. Я наклонился его разбудить, но тут моя нога наткнулась на что-то такое под кроватью. Я посмотрел вниз – и будь я проклят, если это не кончик здоровенного тотемного столба с Аляски, который я ему послал. Тогда я нагнулся еще ниже, заглянул под кровать – и точно, там вся остальная ерунда: немецкий рог и арабский нож, по-прежнему в футляре. Выходит, он все-таки никуда их не выбросил, а прямо тут хранил. Может, он не особо много с ними играет, но по крайней мере держит их рядом с собой – и внезапно я начинаю что-то понимать насчет детей. Какую-то секунду мне хотелось потянуться и поцеловать его в щеку, но я этого делать не стал. Но мне ужасно хотелось.
В общем, после завтрака мы с малышом Форрестом отправляемся в Байя-Лабатре. Я наконец-то смог внести начальную плату за старый пикап, а потому мне больше не приходится ездить на автобусе. Но каждый день встает нешуточный вопрос, доберется ли пикап туда и вернется ли обратно. Я назвал машину Вандой в честь… гм, всех Ванд, которых я знал.
– Как думаешь, что с ней сталось? – спрашивает малыш Форрест.
– С кем? – спросил я.
Мы ехали по старой двухполосной дороге в темноте мимо разрушенных домов и фермерских полей – вперед к воде. Лампочки на щитке старого пикапа, «шевроле» пятьдесят четвертого года, светятся зеленым, и в их свете видно лицо малыша Форреста.
– С Вандой, – говорит он.
– С твоей свиньей? Ну, прикидываю, она по-прежнему в зоопарке.
– Ты правда так думаешь?
– Конечно. То есть почему бы ей там не быть?
– Не знаю. Прошло много времени. Может, она умерла. Или зоопарк ее продал.
– Ты хочешь, чтобы я выяснил?
– Пожалуй, нам обоим стоит выяснить, – говорит он.
– Угу. Может, и так.
– Послушай, – говорит малыш Форрест, – я хотел тебе сказать, что мне очень жаль лейтенанта Дена и Сью. Понимаешь?
– Угу. Я это ценю.
– Они были по-настоящему славные друзья, да?
– Да, были.
– Так за что же они погибли?
– Ох, не знаю. Думаю, потому что они выполняли приказ. Старый папа Буббы давным-давно задал мне такой же вопрос. Может, они просто оказались в ненужном месте в ненужное время.
– Это я понимаю, но зачем была та война?
– Ну, нам сказали, она была из-за того, что Саддам Хуйсейн напал на людей в Кувейте.
– Значит, из-за этого?
– Так нам сказали.
– А сам-то ты что думаешь?
– Много народу говорило, что она была из-за нехти.
– Нефти… да, я тоже об этом читал.
– Думаю, за нехть они и погибли. – Вот что мне пришлось по этому поводу сказать.