— Возражение отклоняется, — говорит судья. — Я желаю услышать, что он хочет нам рассказать.
Тут-то я им все и поведал.
Изложил всю историю — про то, как был Голиафом, про беспорядки в «Святой земле», про то, как мистер Бузовски избавил меня от новой отсидки в тюрьме, про все его инструкции насчет подписания бумаг, — про то, чтобы их не читать, — и наконец про то, какой же я несчастный идиот, который ни шиша не знал, что там вокруг него творится.
Сводилось все это к тому, что я сдал мистера Бузовски и мистера Маллигана.
Когда я закончил, в зале настоящее светопреставление началось. Все адвокаты стоя выкрикивали возражения. Айвен Бузовски и Майк Маллиган прыгали как макаки, во всю мощь своих легких крича о том, что я паршивый, грязный, двуличный, неблагодарный, лживый доносчик. Судья барабанил своим молотком, призывая всех к порядку, но без толку. Затем я взглянул на малыша Форреста и в тот же самый миг понял, что принял верное решение. А еще я решил, что, как бы там все ни вышло, я больше не буду брать на себя вину — ничью, нигде, никогда — и точка.
Порой, как я уже сказал, человеку приходится поступать правильно.
Глава девятая
Какое-то время казалось, что меня сняли с крючка, но, понятное дело, все вышло не так.
Вскоре после моего признания Айвена Бузовски и Майка Маллигана отволокли в тюрьму. Судья выдал им на полную катушку да еще швырнул им вслед большой свод законов, который угодил Бузовски точно по голове. А на следующий день в мою дверь постучали. За дверью стояли два сотрудника военной полиции в сияющих черных шлемах и со здоровенными дубинками в рукавицах.
— Рядовой первого класса Гамп? — говорит один.
— Это моя фамилия.
— Тогда вы должны пойти с нами, учитывая, что вы находитесь в самовольной отлучке из армии Соединенных Штатов.
— В самовольной отлучке? — говорю. — Да как это может быть? Я же в тюрьме сидел!
— Ага, — говорит он. — Мы все об этом знаем. Но ваш срок службы длится еще два года — именно на такие условия вы подписались с полковником Нортом. Мы искали вас повсюду, пока не увидели в газетах на этом процессе по делу Бузовски.
Сотрудник военной полиции вручает мне номер «Нью-Йорк Пост» с заголовком, который гласит: «ТУПИЦА СДАЕТ ДВУХ КРУПНЫХ ФИНАНСИСТОВ».
Человек, чей «ай-кью» был определен как «70 с небольшим», оклеветал вчера двух наиболее популярных субъектов данной газеты, что имело результатом их приговор к длительному сроку тюремного заключения.
Форрест Гамп, которого источники, близкие к «Пост», описали как «тупого как пробка», свидетельствовал перед федеральным судьей в Манхэттене о том, что при своих способностях он, будучи президентом отделения инсайдерной торговли предприятия мистера Бузовски, не имел абсолютно никакого представления о какой-либо инсайдерной торговле в компании.
Гамп, который, судя по всему, составил себе весьма пеструю карьеру в качестве продавца энциклопедий, изобретателя, инженера по обработке животных отходов, а однажды даже шпиона правительства США, не был в тот момент доступен для комментария. Он также не был обвинен в ходе судебного процесса, который продлился несколько недель.
— И что вы намерены со мной сделать? — спрашиваю.
— Скорее всего, вас посадят в карцер, пока не прикинут, что с вами делать дальше, — говорит сотрудник ВП.
К этому времени малыш Форрест как раз подходит сзади, пытаясь понять, что происходит.
— Кто это? — спрашивает ВП. — Это ваш пацан?
Я ничего не сказал, и малыш Форрест тоже. Он лишь сверкал глазами на ВП.
— Вы не оставите меня с ним на минутку? — говорю. — Я не сбегу, ничего такого.
— Да, пожалуй, это возможно. Мы будем здесь, за дверью. Только без глупостей.
Истинная правда заключалась в том, что никаких глупостей у меня в тот момент на уме и впрямь не было. Я закрыл дверь и усадил малыша Форреста на диван.
— Послушай, — говорю, — эти ребята пришли забрать меня назад в армию, и я должен с ними идти, понимаешь? А потому я хочу, чтобы ты сел на автобус до дома и был готов начать учебу в школе, когда она откроется. Усек?
Парнишка уставился на свои ботинки и не смотрел на меня, но молча кивнул.
— Мне очень жаль, — говорю, — но порой так все получается.
Он снова кивнул.