Гамсун. Мечтатель и завоеватель

В течение семи лет Виктория писала отцу, не получая от него ответа. И вот он наконец прервал молчание, ему было необходимо сказать ей нечто важное, учитывая, что он мог умереть во время предстоящей операции. «Если ты и была в чем-то виновата передо мной, то я давно тебя простил. В моей жизни много всякого, чтобы я придавал такое уж значение этим старым событиям <…>. И ты, со своей стороны, должна простить меня за то, что я сказал и сделал, будучи в ярости, потому что многое произошло не в соответствии с моими планами» [360].

На полях он также самокритично написал о своем поведении, когда Виктория приехала в Нёрхольм семь лет назад: «То, что я не мог принять тебя тогда, связано с тем, что я заканчивал последние строчки новой книги».

Но он не хотел и в дальнейшем видеть ее в Нёрхольме. Он предложил ей произвести все расчеты, связанные с наследством, сейчас, тем более что ценность наследуемого имущества с годами будет уменьшаться. Хотя, кажется, уже поздно, через девять дней он ляжет под нож хирурга, «и если я умру, то доктор сказал, что это произойдет быстро. Лично меня не так уж это и беспокоит, ведь такая участь ждет нас всех, и лично я, во всяком случае, умру в возрасте 71 года».

Виктория заверила отца, что ее больше всего на свете волнует примирение с ним, а не деньги.

Это было не совсем так. В то время, когда Гамсун находился в больнице в Арендале, Виктория вместе со своим адвокатом начали подсчитывать стоимость его имущества. А Мария — готовиться к войне за наследство для своих детей.

В понедельник 15 сентября 1930 года Мария отвезла Гамсуна на «бьюике» в больницу Арендала. После того как его положили в палату, врач Петер Николайсен вышел вместе с Марией, чтобы проводить ее. Он хотел поговорить с ней наедине.

— Должен обратить ваше внимание на то, что операция серьезная, возможно, у него рак.

— А моему мужу это известно? — была ее первая реакция [361].

И только тогда она узнала, что ее муж, склонный порой хныкать по весьма незначительным поводам, в течение месяца скрывал от нее, что существует реальная опасность смерти. На следующий день врач сообщил пациенту ободряющую новость. Та полостная операция, которой он подвергся в Копенгагене десять лет назад в целях оздоровления организма, оказалась очень кстати для теперешней ситуации. Теперь он нуждается в менее значительном хирургическом вмешательстве.

Лежа в больнице, он читал детективные романы Эдгара Уоллеса, тут было из чего выбирать: за двадцать восемь лет своей творческой деятельности англичанин сочинил сто семьдесят книг. Под рукой у Гамсуна были и описания жизни разных исторических личностей. Кроме того, он писал письма.

Второго октября была проведена операция. Через какое-то время в Нёрхольме раздался телефонный звонок. Главный врач хотел поговорить с Марией.

Операция прошла хорошо. Без каких-либо серьезных осложнений.

После этого она задала тот вопрос, ответ на который волновал многих: что могло быть причиной того, что ей звонил не кто-нибудь, а сам главный врач?

— Опухоль оказалась злокачественной?

— Нет. Ваш муж такой здоровый и сильный, что никаких причин для беспокойства нет.

Врачи оставили его в покое [362].

Но не адвокаты.

Адвокат Гамсуна, проделав некоторые расчеты, счел, что предложенное им дочери состояние в 50 000 крон было бы слишком щедрым подарком. Оптимальной должна была быть сумма в 38 000 крон. Посовещавшись с клиентом, который в это время еще находился в больнице, он договорился о сумме в 45 000. Когда и адвокат Виктории счел эту сумму щедрой, Гамсун с удовлетворением написал на конверте полученного письма: «Щедрый» [363].

Таким образом, это душераздирающее дело шло к концу, и его отношения с дочерью решительным образом улучшаются. Так ему казалось.

Но тут Виктория и ее советчики пошли ва-банк. Они заявили, что предложенная сумма должна касаться только теперешнего состояния Гамсуна. Что до будущих доходов семьи с авторских прав, то Виктория должна их унаследовать наряду с другими детьми Гамсуна. Гамсун решительно отмел подобные претензии.

Последний разговор Гамсуна с дочерью состоялся в рождественские дни 1917 года. И вот теперь, перед Рождеством 1930 года, Виктория решила отправиться в Норвегию. На рубеже ноября-декабря через своего адвоката она пригласила отца на встречу. И он поехал в Осло вместе с Марией, она должна была служить ему опорой при встрече с Викторией. Кроме того, он надеялся каким-то образом сгладить давние противоречия, существующие между этими двумя женщинами.

Виктория требовала 100 000 крон, отец предлагал ей половину. Вскоре между сорокадевятилетней Марией и Викторией, которая была на 21 год моложе, возникла словесная перепалка. Адвокат Виктории предложил, чтобы дальнейшие переговоры велись только между отцом и дочерью, с глазу на глаз.