Гамсун. Мечтатель и завоеватель

У Исаака и Ингер рождаются еще двое детей: Элисей и Сиверт. Однажды Элисей крадет у заезжего инженера огрызок карандаша, и это определяет его судьбу: он уезжает в город. Ингер тоже заражается бациллой городской жизни. Когда она возвращается домой в Селанро, то понимает, что то одинокое существование, которое устроил ей Исаак, — это отнюдь не весь мир, и ей начинает казаться, что она могла бы жить по-другому, найти себе жениха в деревне, общаться с людьми. Она понимает сына Элисея, она единственная в Селанро, кто может оценить красивые буквы и фразы в его письмах. Мать считает, что там, в городе, он должен хорошо одеваться, и посылает ему деньги.

Тогда Исаак, вдоволь наслушавшись жалоб Ингер на свою неотесанность, бросает ее на пол — небольшая трепка для того, чтобы направить ее на путь истинный.

В начале апреля 1917 года, невзирая на протесты Марии, Гамсун решил увезти свою семью с Хамарёя. Они должны были отправиться на юг. Создатель «Плодов земли», где прославляется крестьянская жизнь как единственно подлинная, сам решил сделаться безземельным. Он продал усадьбу, скот и инвентарь.

И вот он снова сделал попытку обрести себя на новом месте, на этот раз в маленьком городке. Он выбрал виллу аптекаря в Ларвике, городке на берегу фьорда, в четырех часах плавания на пароходе от столицы.

У крестьянина Гамсуна в течение этих шести лет было много счастливых часов. Он описал их в «Плодах земли»: «Все дни уходили на крестьянскую работу, все без остатка; он расчистил новые небольшие участки от корней и камней, вспахал, унавозил, заборонил, взмотыжил их, растирая комья руками и ногами, ухаживая за землей всевозможными способами, чтобы превратить поля в бархатный ковер. Он подождал еще день-другой, опасаясь дождя, — и посеял ячмень» [3; IV: 27].

И там же, в «Плодах земли», он описал самый священный процесс из всех, связанных с возделыванием земли: «Ячмень же — это хлеб, есть ячмень или нет ячменя — это жизнь или смерть. Исаак шагал с непокрытой головой, призывая имя Иисуса, и сеял; он был похож на чурбан с руками, но душой был словно младенец. Старательно и нежно кидал он в землю пригоршню, был кроток и смиренен. Ведь прорастут эти ячменные глазки и превратятся в колосья с множеством зерен, и это происходит повсюду на земле, где сеют ячмень. В Иудее, в Америке, в долине Гудбрандсдален — как же огромен мир, а крошечный кусочек земли, который засевает Исаак, — в центре всего сущего» [3; IV: 27–28].

Неприютно мне в городе

Когда семейство Гамсун переехало в Ларвик в апреле 1917 года, Мария Гамсун была на восьмом месяце беременности. Вилла, которая должна была стать их новым домом, показалась ей какой-то безликой. Муж принудил ее переехать в центральную часть фешенебельного района городка, в каменный двухэтажный дом с высокой лестницей, который походил на замок. Марии пришлось покинуть свое владение в Нурланне, где она была полновластной хозяйкой. Какую роль она могла играть здесь, на новом месте — лишь роль матери? Да к тому же здесь было такое множество других людей, которые поглощали внимание Гамсуна.

В ночь с 12 на 13 мая 1917 года Гамсун стал отцом в пятый раз. И вновь Марии удалось произвести на свет ребенка, не потревожив ночной сон его отца. Наставления матери и горничных по поводу того, что утренний покой Гамсуна не может быть никоим образом потревожен, что бы ни случилось, были настолько прочно усвоены детьми с самого рождения, что и в то самое утро их не было слышно, пока отец не покинул дом. И как всегда, горничная подавала ему завтрак в столовой, отдельно от всех и не произнося ни единого слова, если только он сам не обращался к ней с вопросом.

И тем не менее в тот день его обычный ритм был нарушен: он увидел, как их дом покидала незнакомая дама — это была акушерка.

Он не смог избежать искушения взглянуть на ребенка. Он решил назвать девочку Сесилией. Это имя нравилось ему своим благозвучием, что-то в звучании этого имени напоминало ему шуршание шелка.

А между прочим, одну красивую даму, шведку, которую часто видели в городе и у моря, звали Сесилией.

В начале ноября роман «Плоды земли» был завершен. В течение шести лет Гамсун жил так, как того требовал от других. А на седьмой — оказался сидящим во дворике городской виллы в Ларвике и сочиняющим историю об Исааке и Ингер, которая приобретала все более и более утопические черты. Ему необходимо было каким-то образом оставаться верным своим прежним идеалам и идеям, в которых он убеждал других. Отсюда то большое значение, которое он придает словам Гейслера, становящегося почти сказочным персонажем, когда он благословляет обитателей Селанро: Исаака, Ингер и весь их род, — и начинает играть в романе все большую и большую роль.