Гамсун. Мистерия жизни

Когда-то давным-давно — еще в дни моей молодости, я испытывал подобное головокружение, и оно пошло мне на пользу, а потому я твердо знаю, что все, что ни случается в жизни, — к лучшему.

Но мне не стоит забываться и пытаться учить столь уважаемое мной собрание, особенно сейчас, когда Наука уже сказала свое слово. От имени своей страны хочу поблагодарить Академию и Швецию за оказанную мне честь, что же касается меня лично, то я склоняю голову под тяжестью этой награды. И горжусь, что Академия сочла, что моя шея выдержит такой вес.

Я пишу свои книги по собственному разумению, но я учусь у всех, в том числе и у современной шведской поэзии. И если я хоть чего-нибудь достиг в литературе, то мне хотелось бы упрочить свое положение в этой моей речи. Но я ничего не смогу сказать, кроме пустых слов и цветистых фраз, ведь я уже немолод и у меня нет на это сил.

Чего бы мне действительно хотелось в это мгновение, в этом озаренном свечами зале, это одарить каждого члена нашего высокочтимого собрания цветами, подарками и стихами, я бы хотел вновь стать молодым и оказаться на гребне волны. Это мое действительное желание — именно благодаря этому событию наверняка последнее такое желание в моей жизни.

Но я не могу сделать этого, чтобы не превратиться во всеобщее посмешище. Действительно, сегодня в Стокгольме я купаюсь в лучах славы и почета, но у меня нет главного, самого основного — молодости. Среди нас нет никого настолько старого, чтобы не помнить своей молодости. И нам, старикам, надо отступить в сторону, освободить дорогу — и сделать это с честью.

И вне зависимости от того, что я должен был бы сделать — я не знаю, что именно, — вне зависимости от того, что подобает, — я не знаю, что именно, — я выпиваю свой бокал за молодость Швеции, за молодежь, за все молодое в жизни!»

Мария Гамсун вспоминала, что после такой речи ее мужа у многих присутствующих выступили на глазах слезы.

Гамсун же расслабился: с формальностями было покончено, а значит, праздновать можно было, как в прежние годы. Он вручил официанту свой бумажник, в котором были все деньги и чек на Нобелевскую премию, и сказал, чтобы тот сам потом взял необходимую сумму за выпитые на банкете напитки.

Мария ушла с праздника в отель пораньше, а Гамсуна привел домой Энгстрём, который объяснил ей, что «Кнут слегка устал». На самом деле Гамсун был мертвецки пьян. Мария попробовала раздеть мужа, но ей удалось снять с него только галстук. Гамсун заснул в своем специально сшитом для такого случая фраке. На следующее утро, обнаружив, что он проспал всю ночь в парадной одежде, он в шутку крикнул Марии: «Дорогая, какой кошмар! Я целую ночь провел во фраке, но без галстука!»

Глава восемнадцатая НЁРХОЛЬМ

Получать Нобелевскую премию Кнут и Мария поехали уже из своего нового дома — осуществленной мечты всей жизни Гамсуна.

Усадьба или, вернее, имение называлось Нёрхольм. Гамсун нашел его случайно — и влюбился с первого взгляда, как это вообще часто случалось в его жизни.