Гамзатов против Адалло

Впрочем, прокурор Яралиев, который назвал меня «бывшим поэтом Дагестана», сам тоже поэт. Но он такой поэт, который, видимо, не понимает, кто такой Поэт. Эмиграция тоже жизнь. Я благодарен судьбе за то, что она ведет меня в такие чудовищно жуткие и в то же время прекрасные дебри жизни. Результат трехлетней эмиграции — восемь изданных книг. Из них самой главной для себя считаю «Птица огня» («Ц1адул х1инч1»).

— Как обстояло дело в литературе других народов Дагестана, в том числе в русскоязычной литературе Дагестана?

— Есть аварский народ и его литература, есть лакский народ и его литература и т. д. Понятие «дагестанская литература» — искусственное. Тем не менее, все, что происходило, например, с аварской или там ханты-мансийской литературой, происходило и со всеми литературами всех народов, входивших в СССР, ибо все жили, вернее, существовали под партией. Особо зоркий надзор был установлен над литераторами. И этому радовались да еще и гордились. Послушай: «Партия и правительство дали нам все, отняв только право писать плохо». Из речи Л. Соболева на первом съезде писателей, (это, конечно, отняли писать плохо о партии, правительстве, государстве). «Мы пишем по велению сердца, а сердца наши принадлежат партии» М. Шолохов. «Я буду петь большевиков» С. Сталъский. «Нам нужны майоры в литературе». А. Твардовский. В своем выступлении Твардовский восхищенно говорил о майоре Фиделе Кастро. Вот отсюда и предложение его ввести воинские звания в десятитысячной армии советских писателей. А в майорах недостатка не было. В каждой союзной или автономной республике тут же появились «ведущие» писатели, т. е. бессменные председатели союзов советских писателей. ЦК поощрял только те произведения, где выведены образы положительных героев — первых секретарей обкомов, райкомов, председателей колхозов и т. д.

Конечно же эти произведения должны были быть еще и оптимистическими. Сурово осуждали пессимизм. Не случайно в советское время говорили, что пессимист — это лицо информированное, а оптимист — инструктированное.

«Почему наши памятники больше памяти? — спрашивает автор статьи о Марине Цветаевой. — Большинство бронзы отдано служивым людям, в ком при минимуме горения было максимум прислуживания. «Здесь жил выдающийся советский поэт… » Может как советский — и выдающийся, но как поэт — так себе… .

Однако притронный: состоял при дворе Ленина, Сталина, Брежнева… Поэтому и уважили. Память должна быть больше памятника, как чувств в сердце должно быть больше, чем слов». Хорошо сказано, не так ли?

Насчет русскоязычной литературы Дагестана могу сказать одно — такое понятие мне недоступно. Если есть русскоязычная литература, где же тогда авароязычная или там адыгоязычная? У нас двое или трое писали на русском языке (Э. Капиев, М. Хуршилов, М. Ибрагимова). Если эти писатели являются русскоязычными, то почему бы ни включить в их список Л. Толстого, написавшего «Хаджи— мурата»? Есть же и другие — Павленко, Брик, Луговской… Если здесь речь идет о переводной литературе, то это отдельная и серьезная тема. Но и о ней я не очень высокого мнения. Дело в том, что большинство национальных писателей всячески стремилось издавать свои книги в Москве. Для этого часто они просто-напросто жульничали — несли в издательства рукописи подстрочных переводов, то есть призраки несуществующих на родном языке книг. Разумеется, рукописи эти шли в сопровождении кубачинских, унцукульских, гоцатлинских изделий и даже табасаранских ковров. Книги, изданные подобным образом, а потом переведенные с перевода обратно на родной язык автором или кем-то из его друзей — собутыльников, поднять духовный уровень жизни дагестанцев не могли. На всех съездах торжественно сообщали, что столько-то книг вышло. Да, книги выходили, об этом шумно говорили и писали. Но о том, что литература скудеет, а не обогащается, молчали. К чему же все это привело? На этот вопрос можно ответить словами из интервью сегодняшнего руководителя аварской секции СП М. Ахмедова: «Мы сегодня — телесное общество, бездуховное и безнравственное». Далее он продолжает: «Раньше кто-то искренне, кто-то ради сытой кормушки воспевал партию и Ленина, а сейчас те же самые люди хвалят богатых мошенников и воров». Все это жутко противно. Еще противнее то, что лжепатриоты и лжепоэты вновь «борются» с диктатурой самыми же рожденной лжи.

Хитренькие они — ни имен, ни адресов не называют.

— Есть и был такой жанр САТИРА. Жанр, который многие использовали для иносказания. Что можно сказать о сатире второй половины XX века в даглитературе?