Ган Исландец

Палачъ видимо зналъ всю подноготную, такъ что Спіагудри не посмѣлъ болѣе оправдываться и въ сотый разъ принялся внутренно проклинать своего молодаго спутника. Но каковъ былъ его ужасъ, когда отшельникъ, послѣ нѣсколькихъ минутъ размышленія, вдругъ спросилъ насмѣшливымъ тономъ:

— Скажи-ка, хозяинъ Николь, какое наказаніе положено за святотатство?

Эти слова произвели на Спіагудри такое дѣйствіе, какъ будто съ него сорвали пластырь и парикъ. Съ тоской ждалъ онъ отвѣта Оругикса, который не торопясь опоражнивалъ свой стаканъ.

— Это смотря по тому, въ чемъ состояло святотатство, — отвѣтилъ палачъ.

— Ну, положимъ, поруганіе мертвеца?

Съ минуты на минуту, дрожащій отъ ужаса Бенигнусъ ожидалъ, что отшельникъ назоветъ его по имени.

— Въ былое время, — хладнокровно отвѣчалъ Оругиксъ: — святотатца закапывали въ землю живымъ вмѣстѣ съ поруганнымъ трупомъ.

— А теперь?

— Теперь наказаніе легче.

— Легче! — повторилъ Спіагудри, едва дыша.

— Да, — продолжалъ палачъ съ довольнымъ и небрежнымъ видомъ артиста, говорящаго о своемъ искусствѣ: — сперва каленымъ желѣзомъ клеймятъ ему икры буквою С…

— А потомъ? — чуть не вскрикнулъ старый смотритель, надъ которымъ было бы затруднительно произвести эту часть наказанія.

— А потомъ, — продолжалъ палачъ: — довольствуются его повѣшаніемъ.

— Пощадите! — вскричалъ Спіагудри: — повѣсить человѣка!

— Что это съ нимъ? Онъ смотритъ на меня съ видомъ преступника, взирающаго на висѣлицу.

— Съ удовольствіемъ вижу, — замѣтилъ отшельникъ: — что люди возвращаются къ правиламъ гуманности.

Въ эту минуту стихнувшая буря позволила отчетливо различить ясный, прерывистый звукъ рога.

— Николь, — замѣтила жена палачу: — это погоня за какимъ нибудь злодѣемъ, это рогъ полицейскихъ.

— Рогъ полицейскихъ! — повторилъ каждый изъ присутствующихъ съ разнообразнымъ оттѣнкомъ въ голосѣ, а Спіагудри съ выраженіемъ величайшаго ужаса.

Въ ту же минуту кто то постучался въ дверь башни.

XIII

Левигъ, большое селеніе, расположенное на сѣверномъ берегу Дронтгеймскаго залива, примыкаетъ къ цѣпи низкихъ холмовъ, голыхъ или причудливо испещренныхъ участками обработанной земли, подобно мозаичной плоскости, сливающейся съ горизонтомъ.

Селеніе представляетъ невеселый видъ. По обѣимъ сторонамъ узкихъ, извилистыхъ улицъ лѣпятся деревянныя и тростниковыя хижины рыбаковъ, коническія землянки, гдѣ доживаютъ остатокъ своихъ дней дряхлые рудокопы, которымъ сбереженная на черный день копѣйка позволяетъ отдохнуть на старости лѣтъ; легкіе срубы, которые охотникъ за сернами кроетъ соломой и обиваетъ звѣриными шкурами, по возвращеніи съ охоты.

На площади, гдѣ видны теперь развалины большой башни, возвышалась тогда древняя крѣпость, воздвигнутая Гордою, мѣткимъ стрѣлкомъ, владѣтелемъ Левига и соратникомъ языческаго короля Гольфдана. Въ 1698 году въ ней жилъ синдикъ селенія, пользовавшійся самымъ лучшимъ жилищемъ, которое уступало лишь жилищу серебрянаго аиста, каждое лѣто гнѣздившагося на остроконечной колокольнѣ церкви, подобно бѣлому шарику на заостренной шапкѣ мандарина.

Въ тотъ самый день, когда Орденеръ прибылъ въ Дронтгеймъ, въ Левигѣ высадился незнакомецъ, сохранявшій строжайшее инкогнито. Его золоченыя носилки, не имѣвшія впрочемъ герба, его четыре рослыхъ лакея, вооруженныхъ съ ногъ до головы, сразу сдѣлались предметомъ любопытства и толковъ левигскаго населенія.

Хозяинъ «Золотой Чайки», маленькой таверны, гдѣ остановился этотъ вельможа, тотчасъ принялъ таинственный видъ и на всѣ вопросы отвѣчалъ: «Не знаю» такимъ тономъ, какимъ говорятъ: я то все знаю, но вы не узнаете ничего. Рослые лакеи были нѣмѣе рыбъ и мрачнѣе отверстія шахты.

Синдикъ заперся сперва въ своей башнѣ, ожидая по своему сану, что незнакомецъ первый сдѣлаетъ ему визитъ. Однако вскорѣ поселяне съ удивленіемъ примѣтили какъ онъ дважды тщетно пытался пробраться въ «Золотую Чайку» и напрасно выжидалъ привѣтствія путешественника, сидѣвшаго у открытаго окна таверны. Кумушки заключили изъ этого, что незнакомецъ открылъ синдику свой высокій санъ, но ошиблись. Къ синдику являлся только лакей незнакомца визировать паспортъ своего барина, и синдикъ успѣлъ разсмотрѣть на зеленой восковой печати пакета два сложенные на крестъ жезла, поддерживающіе горностаевую мантію, увѣнчанную графской короной на щитѣ, вокругъ котораго обвиты были цѣпи ордена Слона и Даннеброга. Этого наблюденія достаточно было для смѣтливаго синдика, страстно желавшаго добиться у главнаго канцлера должности синдика Дронтгеймскаго округа. Но онъ скоро разочаровался въ своихъ ожиданіяхъ, такъ какъ вельможа не принималъ никого.

Вечеромъ на второй день по прибытіи путешественника въ Левигъ, содержатель гостиницы вошелъ въ его комнату съ низкимъ поклономъ и доложилъ о гонцѣ, ожидаемомъ его свѣтлостью.

— Пусть войдетъ, — сказалъ его свѣтлость.

Минуту спустя, гонецъ вошелъ, старательно заперъ дверь и поклонившись до земли незнакомцу, въ почтительномъ молчаніи ожидалъ, пока съ нимъ заговорятъ.

— Я ждалъ васъ сегодня утромъ, — промолвилъ вельможа: — что такое задержало васъ?

— Интересы вашей милости, графъ, у меня нѣтъ другихъ.