Ганфайтер. Огонь на поражение

Браун шел, вдыхая запах озона и уличной пыли. Стреляя, он увидел, как Айвен попятился, хватаясь за бок, пробуравленный метким импульсом. Новаго выпустил заряд, потом упал на колени. Но поднялся. Спотыкаясь и шатаясь, побежал к салуну «Элк Хорн», на ходу загоняя свежий картридж. В тишине, которая последовала за грохотом выстрелов, Тимофей слышал, как хрипло дышал Айвен.

Браун был совершенно хладнокровен. Время для него будто остановилось, и даже думы о мести покинули рассудок. Он снова выстрелил, но его противник в этот момент вильнул. Промах. Ничего…

Расставив ноги для устойчивости, Сихали услышал стрельбу дальше по улице, но не отвел глаз от шатавшегося Айвена.

Бешеный был покрыт кровью до пояса, но глаза его сверкали лютой яростью. Новаго поднял бластер, и Тимофей выстрелил. Импульс ударил Айвена под вытянутую руку и вышел из спины.

Шестизарядник Бешеного выскользнул из его пальцев, тогда Новаго достал другой, не сразу нащупав рукоятку.

Он умирал, но единственной мыслью, еще бившейся в мозгу, была: «Убить! Убить!»

Кровь начала затекать ему за пояс джинсов. Сихали Браун опустил бластер, а Новаго выронил свой. Медленно и осторожно, как очень пьяный человек, Айвен Новаго нагнулся, качаясь, за оружием и рухнул головой в пыль.

Тимофей подошел к нему, ногой отбросил бластер. Глаза Айвена начинали стекленеть, но, как только Браун появился в поле его зрения, они как будто прояснились.

– Ты… – прохрипел Новаго. На его небритой щеке отпечаталась серая пыль. – Ты меня… Я… Грех… «Не убий», а я… Грех…

Посиневшие губы Бешеного приоткрылись и застыли. Взгляд остановился, упертый в небеса, словно указывая дорогу в райскую обитель, да вот только черную душу Ивана Новаго, отягощенную злом, влекло к себе адское пекло.

Браун оглянулся. Город просыпался, словно в сказке, когда рыцарь побивает Кощея, мечом снимая заклятие. Город оживал, люди выглядывали из дверей, показывались в окнах, слышались вопросы и доносился один и тот же ответ: все кончилось.

Глава 24. Впадина Яу

– Сделаем в лучшем виде! – уверили Боровица возбужденные эмбриомеханики. Их небритые лица сияли, да и во всем городе чувствовалось сильное оживление. Избавившись от засилья беспредельщиков, от угнетающего страха, люди радовались простой возможности ходить, где вздумается, говорить без опасения попасть на линию огня. Правда, не все жители Порт-Фенуа испытывали благодарность – Сихали Браун сделал за них грязную работу, верно, так ведь он людей убивал…

Впрочем, Тимофей мало обращал внимания на щепетильных снобов, способных прогибаться под властью подонков, но не находивших в себе сил освободиться, ибо в их трусливых душонках гнил многолетний страх. Да и разве он для них старался?

Зато работники «Эмбриотекта» сразу записали Брауна в лучшие друзья и готовы были в лепешку расшибиться, лишь бы угодить Сихали и его товарищам.

Всей толпой они прошествовали к докам и торжественно выкатили десять эмбриофоров – матовых многогранников, глухо рокотавших сглаженными ребрами по металлопласту. Активированные по очереди, поликристаллы были бережно спущены в эмбриотехнические доки, каждый в свой. Открылись выпуски бункеров со спецрастворами – в чистой воде закрутились мутьевые потоки, а гулявшая по поверхности белая пена моментально приняла грязный оттенок. Процесс пошел.

Пользуясь своим положением, Браун поднялся на площадку ЭТ-дока с номером первым и глянул в бурлившую воду. Муть осела, и эмбриофор на дне был виден достаточно отчетливо. Вот только виднелся уже не шар – механозародыш как будто растекся, вспух, правильные затесы граней отекали, словно оплавляясь. Шла фаза подращивания.

Шатаясь, испуская облачка пузырей, сгусток расплывался и ширился, пока не занял половину дока. Угловатая, коричневатая масса приобретала округлые очертания, вплотную приближаясь к обводам батискафа. В ней проступали быстро меняющиеся пятна, желтые, красные, россыпью – белые. Потом во все стороны полезли короткие и длинные отростки эффекторов, они слепо шарили по дну, поднимая облачка мути и всасывая ее, загребая короткими рывками. Басистое, прерывистое гудение шло от плещущей воды, тяжелые вибрирующие звоны и мокрый хруст.

– Корневая фаза! – прокомментировал Гупта. – Дигестальная система закончила внутреннее наполнение и приступает к программному выращиванию. О, пошла сегментарная фаза!

Медленно-медленно, почти незаметно для глаз, округлился нос батискафа, наметилась выпуклость рубки, вылезли рули глубины и стабилизаторы, протаяли сопла водометов, оттушевались тени торпедных аппаратов.

– Нормально, – оценил председатель Совета, – к вечеру будет готов.

– Годится, – сказал Тимофей и спустился на берег.

Там его поджидала Наташа. Рядом переминался Николай Стремберг. Девушка выглядела виноватой, а от академика исходила аура неуверенности.

– Я все рассказала геологам, – проговорила Стоун, поглядывая то на Брауна, то в сторону. – Ну, про живую воду. А что? Если об этом знают наши враги, то почему бы не знать друзьям?

– Рассказала, – мягко повторил Сихали, – и правильно сделала.