Гангстеры

Я так и не выбрался навестить ее, но мы продолжали нашу переписку. В первый год от нее приходили злобные, немного сбивчивые письма, изобилующие обвинениями и нападками на всех и вся, но сдобренные описаниями природы, настолько красивыми и точными, что даже такой закоренелый городской житель, как я, начинал различать запахи. Вскоре она отказалась от мысли склонить меня к переезду в деревню и стала более подробно и последовательно рассказывать о своей жизни на ферме, о своих друзьях и о группе протеста против использования атомной энергии, организованной их усилиями в городке неподалеку. Это были серьезные и теоретически подкованные люди. Она загорелась этой идеей так же, как гашиш в ее чиллуме, который она оставила мне на хранение. Это была дорогая вещица, вырезанная из черного дерева в форме обезьянки — сначала голову обезьянки забивали гашишем, а потом поджигали. Референдум по атомной энергии нанес сокрушительный удар оппозиции, и письма Малу снова наполнились обвинениями и нападками — на этот раз в адрес рабочего движения, предавшего их идеалы. Я не помню точно, что я ответил, наверное, что-то обреченное, вроде: «А на что ты надеялась?» Малу сожгла мои письма, но я уверен, что пытался найти слова утешения. В ее письмах звучала какая-то высокопарная праведность — тон, который я старался игнорировать. Например, она могла разглагольствовать о неисправимых грешниках, которые грабят, эксплуатируют и насилуют землю-матушку, которые не желают приносить пользу, вносить свой вклад и трудиться на благо, и прочая и прочая. Со временем высокопарный тон исчез. Остались только «мелкие твари и большое разочарование».

Если бы я тогда был один, жил один, я бы принял это на свой счет, но в те дни меня интересовала только моя новая жизнь.

Одно время мне казалось, что все образуется. Она рассказала мне, что на фестивале народной музыки познакомилась с прекрасным человеком, а когда забеременела от него, искренне сокрушалась, что я не могу разделить ее чувства. Роды были преждевременными, ребенок погиб — подробности она рассказывать не пожелала. Поскольку все остальное она описывала очень подробно, я понял, что это было ужасно. Прекрасный человек в один прекрасный день исчез, довольно неожиданно. Но Малу была упрямой и сильной, она не сдавалась. Коллектив поредел, люди приходили и уходили, Малу выучилась на медсестру и получила работу в районной поликлинике. В 1984 году, который стал символом безумного будущего, Малу взяла кредит в банке и одна выкупила поместье, которое они раньше снимали у пожилой пары, брата и сестры. В течение двух лет она была счастливой помещицей. 1984-й, можно сказать, случился в 1986-м, в конце апреля, когда сотрудники атомной станции в Форсмарке забили тревогу в связи с повышением уровня радиации, источник которой, как выяснилось чуть позже, находился в 150 милях [21]от Форсмарка, в городе под названием Чернобыль.

Последнее письмо Малу было вполне официальным. Двадцать три копии этого письма были отправлены двадцати трем адресатам. Одна из копий лежит сейчас на моем столе среди прочих документов. Она пишет: «Только на пятый день ветер переменился. Я видела по белью, которое сушилось на веревке, что направление ветра изменилось на более западное. Но было уже слишком поздно. Все пропало, возделанная земля, которая должна давать нам хлеб насущный, лес с грибами, ягодами и травой для диких животных. Она не оставляет следов и не пахнет, но она — повсюду. Я знаю, что звери чувствуют это. Сегодня утром у изгороди стоял лось, недвижно и совершенно бесстрашно. Я насчитала двенадцать отростков у него на рогах. Он просто стоял и смотрел на меня — сначала с укором, а потом с сочувствием. Как будто в его глазах я была приматом, достойным сочувствия. Может, так оно и есть. Как бы то ни было, с меня хватит. Я отправляю это письмо только тем, кого любила и люблю. Никто из вас не должен винить себя, но если вы чувствуете вину, придется вам самим с этим разбираться. У меня больше нет сил».

~~~

Я встретил Мод случайно, декабрьским вечером, у барной стойки в торговом центре, куда я иногда захаживал, чтобы сделать перерыв.

— Что ты тут делаешь? — спросила она. — В этом жутком месте!