Гангстеры

— Сегодня. Завтра. Я не знаю. — Он пошатнулся, словно у него резко упало давление, потом облокотился о дверной косяк. — В горле пересохло…

Он поплелся на кухню.

— Иди, — сказал я Густаву тихо, так чтобы Конни не услышал. — Иди домой. Я ненадолго задержусь — посмотрим, что из этого получится.

— Господи, что же я натворил? — сказал Густав.

— Скорее всего, ничего. Именно поэтому ты должен уйти. Пока ничего не натворил.

Он все понял.

— Ладно, Конни, — сказал он. — Ладно. Я ухожу.

Он постоял немного, дожидаясь, пока Конни появится в дверях кухни. Конни вышел, кивнул и вытер подбородок. Он так жадно пил, что облил себе грудь.

— А ты? — обратился он ко мне. — Ты останешься?

— Останусь, если хочешь, — ответил я.

— Не бойся меня.

— Я не боюсь.

— Мало ли чего я тут наговорил.

— Все в порядке.

— Как там погода?

— Похоже, будет дождь.

— Возьми зонтик. Бери, сколько хочешь.

Густав проследил за его жестом. В прихожей стояло высокое ведро, украшенное английскими охотничьими мотивами. Из него торчали забытые посетителями и временными служащими зонтики. Густав послушно взял себе зонт и посмотрел в мою сторону с жалостью, словно ему вдруг стало стыдно за то, что он втянул меня в это дело.

— Я позвоню, — сказал я.

Густав кивнул и вышел.

Я вошел и закрыл за собой дверь.

— Раздевайся, — сказал Конни.

Я снял пальто и оставил его в прихожей. На вешалке висели пиджаки, пальто и костюм.

Помещение было старое и запущенное. В просторной прихожей стоял большой металлический каталожный шкаф; одна дверь вела в кухню, две другие — в кабинеты и еще одна — в комнату, заставленную письменными столами со старыми телефонными аппаратами. Конни вошел в один из кабинетов. Я проследовал за ним. Комната была довольно большая, с эркером. Уровень пола в эркере был выше, чем в кабинете; окна выходили в торговый центр. Посреди кабинета стоял огромный потертый кожаный диван. Воздух был затхлый.

Конни стоял в эркере и выглядывал из окна, словно желая удостовериться, что Густав действительно ушел.

— Этот ковер… — сказал он. — Откуда он здесь взялся?

В его голосе слышалось удивление или даже недовольство тем, что он этого не заметил, потерял бдительность.

— Когда мы пришли, он уже был, — сказал я.

— Значит скоро можно будет открыть окно и послушать, как какой-нибудь муниципальный советник распинается об успешном сотрудничестве муниципалитета и частного сектора.

— Это точно, — ответил я.

— Мне тоже пришлось платить за этот ковер.

— И мне, — сказал я. — Я часто захожу в тот бар что внизу.

— Знаю. Я тебя видел.

— Ты здесь живешь?

Конни скорчил гримасу, как будто не желал отвечать на этот вопрос.

— С некоторых пор, — сказал он. — Хотя это запрещено. Но я знаю охранника. — Пауза. — Я дал ему взятку.

— И давно ты тут сидишь?

Этот вопрос он оставил без ответа.

— Твоя книга… — начал он. — Когда мы виделись с тобой в последний раз, в 87-м, я сказал, что это туфта.

— Это было в 86-м, — возразил я.

— Разве? Хотя, может быть. Как бы то ни было, я сказал, что знаю этих братьев, но все остальное — туфта…

— Я этого не помню, — сказал я.

— Сегодня все наоборот.

— То есть?

Он медлил с ответом — быть может, хотел разжечь мое любопытство или раздразнить мое тщеславие. Откуда ему было знать, что это непросто.

— Ты хотел мне что-то сказать?

Он сел за письменный стол. На массивном, старом, дубовом столе стоял новый и, насколько я мог судить, мощный компьютер.

— Поступай с этим, как знаешь, — сказал он. — Тебе не впервой. Ты слышал такое и раньше. Но это ничего. Люди имеют обыкновение забывать. — Он поднял телефонную трубку и проверил, есть ли гудок. — Они будут звонить.

— Кого ты имеешь в виду?

— Я расскажу…

Он отвернулся к окну. Послышалось сопение, и на секунду я подумал, что он плачет, но шум доносился из-за окна.

— Садись, — сказал он. — Это Молох.

— Кто? — не понял я.

— Диван.

— А… Тот, что пишет пьесы?

— Точно, — сказал Конни. — Смотри, не вырони ничего. Пропадет с концами.

Я сел на диван. Он был чересчур глубокий и потому ужасно неудобный. Я просидел на нем не один час, но так и не смог расположиться удобно. Когда я облокачивался на спинку, ноги отрывались от пола, и тело теряло точку опоры.