Гангстеры магического мира (СИ)

А потом были весна и лето, наполненные любовью и нежностью. Однажды жарким весенним днём я сделал Ей предложение, и получил согласие, будучи зацелован до изнеможения. И не было у меня никого ближе, дороже и роднее, чем Она, Та, с которой мы уже считали дни до свадьбы... «а потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей... [1]» – когда написано, а верно ведь, верно...

Только вот потом был тот проклятый, чёрный день, когда в одночасье рухнуло всё, что мы с Ней успели построить. Внезапно Она объявила, что расстаётся со мной, потому что, мол, «ей комфортно одной», а она-де «не создана для отношений». И это та, которая заплакала от радости, когда я протянул Ей кольцо, Та, которая, где бы мы ни были вместе, шептала мне на ухо, что любит больше жизни... И я ведь любил Её, на руках носил и ничего не жалел ради Неё, ради Нас...

Чем же всё кончилось? Дождался благодарности, как же... Даже не в лицо высказала – по телефону написала сообщением, находясь вдали от меня, там, где я точно не смог бы Её переубедить, утешить, отговорить от непоправимого. Сколько потом ни звонил – без толку, не брала трубку, или же наотрез отказывалась реагировать на мои слова. Уходит – и точка. И даже наше последнее, увы, свидание не принесло успехов – Она, любимая и желанная, не говоря ни слова, просто вернула мне кольцо и сказала, чтобы я искал другую. Как же лицемерно, фарисейски звучали эти слова, в особенности от Той, кроме которой мне не была нужна никакая иная...

Лишь один раз Она пожелала встретиться со мной с тех пор – пришла, чтобы забрать те Её вещи, что ещё оставались у меня дома с тех самых пор, когда мы были счастливы. И финальным аккордом, меня добившим, стал звонок на Её телефон, когда мы говорили с Ней. На экране высвечивался какой-то надушенный мажор по имени «Артур» с достаточно скользкой рожей, встретил бы лично – сломал бы нос на хрен. И Она с ним говорила так, как когда-то со мной. А потом ушла прочь, растворившись в зимней темноте, и снежный вихрь скрыл от меня моё ушедшее счастье.

Не видя и не слыша ничего вокруг себя, я поволокся в никуда, не зная, куда мне идти. Во всём огромном городе вокруг меня я вдруг оказался никому не нужен, когда раньше был любим, и это било по душе сильнее всего.

Белое и чёрное, белый снег и чёрная ночь вокруг. Бреду по заснеженной дороге, и следы заметает снег. Холод, скребущий по лицу снаружи, и пустота внутри. Как будто бы умерло что-то в душе моей, с хрустом сломалось. Нестерпимо хотелось лишь одного – вернуть своё счастье, снова быть любимым... таким, каким однажды был...

Уже не помню, как я дотащился до своего дома. Пустой, безжизненной квартиры, где когда-то мы с Ней любили друг друга… а теперь в этом доме больше не было любви... И я долго сидел за столом, глядя в беспросветную ночную темноту и вспоминая наше счастье, которое оказалось таким недолгим. И даже сон, пришедший уже ближе к рассвету, скорее напоминал забытье. Всё вдруг просто пропало и покрылось непроницаемой чернотой и снежной вьюгой, метущей из ниоткуда в никуда, среди которой вдруг стали проявляться человеческие фигуры.

«Найди себе другую», произнесла Она.

- Легко тебе сказать, дорогая моя, – говорю. – А мне-то каково, кроме тебя ведь мне никто не нужен...

Когда-то любимое и родное лицо меняется, теперь вместо Неё напротив меня стоит давешний мажор из телефона, нагло лыбящийся.

«Видишь? Я забрал твою женщину, потому что я работаю в банке и имею больше денег, я больше достоин владеть ею, чем ты», произнёс он, сразу же самодовольно и противно заржав. Вот никогда такого ржания не переносил...

- Да ты твою же мать трисучьепадлый пидар! Твои бы бабки да тебе бы в сраку запихать да поджечь, выкормыш плешивого ереванского ишака, чтоб сгорел ты вместе с ними синим пламенем, трисучий потрох! Ну погоди, ипать тебя конём в три загиба да впереворот через тридцать семь гробов, доберусь я до тебя, мудозвон залупоголовый, свои же яйца сам же у себя отрежешь, зажаришь да сожрёшь, чтоб знал, как хер свой паскудный на чужих баб подымать!!! – заорал я, а потом грязно выругался. Ржание стихло, а потом растворился в темноте и мажор.

И ничего кругом. Только темнота, и снег, который всё шёл и шёл.

«Под утро земля засыпает, и снегом себя засыпает, чтоб стало кому-то тепло. А я, от тоски убегая, молю, чтоб меня занесло... И каналы тянут руки серые ко мне. И в ладонях их уже не тает белый снег... [2]», отчего-то пришло на ум стихотворение Розенбаума, когда-то услышанное. Вот ведь, лежу, наверное, уже, снегом припорошенный. И в ладонях их уже не тает белый снег... А зачем жить, если нет любви?

Внезапно снег стих, и из темноты навстречу вышел какой-то невзрачный паренёк в круглых очках. Казалось, что он аж светится насквозь.

«Ты кто такой?»

«Серёгой звали при жизни. А ты?»

«Гарри Джеймс Поттер... тоже при жизни».

«Во дела... Я ж про тебя книжку читал когда-то, Бог весть когда...»

«Обо мне написали книгу?»

«Да, и не одну, а аж семь. И вокруг них во времена оны та ещё читательская истерия была».