Гостиница находилась в центре города, неподалеку от собора Святого Стефана, в пяти минутах ходьбы от «Черного верблюда». В вестибюле пахло кофе и хлоркой. За стойкой расположилась пожилая дама в белой блузе и вязаной кофте, с жемчужным ожерельем на шее. Она встретила меня приветливо, а когда я по-немецки извинился за свой немецкий, вежливо отказалась принять мои извинения. Она даже похвалила меня, но я ее не понял — догадался только, что она была лучшего мнения о моих способностях, чем я сам. Мне пришлось заполнить анкету. Консьержка пробежала глазами мои личные данные и одобрительно пробормотала: «Да, да». У меня вдруг возникло такое чувство, будто бы ей эта информация уже знакома. Пока она убирала анкету в надлежащее место и доставала ключ от номера, мне вдруг представилось, как, избитый до полусмерти, я вползаю в вестибюль гостиницы, а эта пожилая дама оказывает мне первую помощь, перепачкав моей кровью и свою белую блузу, и вязаную кофту, и даже жемчужное ожерелье. Я не боялся, что меня изобьют, потому что я исходил из предпосылки, что человек, которого мы называем Генри, пытался связаться с Мод, чтобы сообщить ей какую-то информацию, возможно просто дать о себе знать, руководствуясь самыми благими побуждениями. Исход этой встречи, разочарование Генри, когда вместо Мод он увидит меня, сведения, которые мне предстояло ему сообщить, — все это быть может и пугало меня, но это было ничто по сравнению с тем ужасом, который я испытывал при мысли, почти запретной мысли о том, что существуют и другие предпосылки и что в деле могут быть замешаны другие люди. Как, например, любезная пожилая консьержка. Я старался избегать этой мысли и поэтому не мог думать ни о чем другом; мысль эта напоминала о себе как зудящий укус насекомого, как экзема, как муки совести за постыдный грех.
Моя комната была еще не готова. Я оставил багаж в камере хранения и решил пройтись по городу. Дама в белой блузе спросила, бывал ли я в Вене раньше, я сказал, что нет, и она предложила мне карту города. Без лишних слов я взял ее, поблагодарил и ушел. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне нужна новая карта, чтобы реконструировать мой маршрут, — карта-путеводитель по кошмарному сну. Вот место, где располагался отель, я соединяю его пунктирной линией с «Черным верблюдом». Ресторан был уже открыт. Я медленно прошел мимо, потом повернул назад и снова прошел мимо. Я не ожидал увидеть ничего особенного, просто хотел ознакомиться с местом, где произойдет наша встреча. Обычный ресторан, с традиционным меню, который можно было бы описать словом «приятный». Генри и Мод не раз заходили сюда в былые годы. Сидя здесь, они наобещали друг другу много такого, что потом не смогли выполнить. Я двинулся дальше, к Придворной церкви, несколько раз обошел площадь. Мне захотелось пить. В переулке неподалеку я выпил пива, а потом спустился через старое гетто к реке. Я видел разный Дунай: коричневый, серый и грязный, но здесь, под мостом Марии, вода была голубая, как сталь.
Когда я возвращался в гостиницу, у пешеходного перехода какая-то женщина спросила меня на ломаном немецком, как пройти к Опере. Судя по акценту, ее родным языком был английский, и я сказал, что говорю по-английски. Женщина облегченно вздохнула. Кажется, она была приятно удивлена, даже, пожалуй, чересчур. Она спросила, живу ли я в Вене. «Yes», — ответил я. Смерив меня странным, каким-то неопределенным взглядом, она развернула передо мной карту. Я быстро показал ей дорогу, решив про себя, что ей просто захотелось поговорить, чем и объясняется неопределенность ее взгляда. Она поблагодарила за помощь, мы вместе перешли улицу, мне нужно было в ту же сторону, что и ей, но я решил пойти другой дорогой, чтобы избавиться от ее общества. Сделав несколько шагов, я украдкой взглянул в ее сторону — хотел убедиться, что она смотрит мне вслед. Я бы не стал заниматься такими глупостями, не будь я совершенно уверен, что это так. Возможно, женщина просто хотела поболтать, но она имела несчастье повстречать человека, который все истолковывал на свой лад.
К моему возвращению комната была убрана. Дама в белой блузе вручила мне ключ и сказала, что мне звонили. На листке бумаги, который она протянула мне, большими буквами было написано: «Ihrer Frau!».[18]
Окна комнаты выходили в маленький дворик: несколько парковочных мест, въезд из переулка, напротив какое-то конторское здание. В номере было уютно, здесь не пахло ни кофе, ни хлоркой. Я сел на кровать и посмотрел на записку. Мод, разумеется, не терпелось удостовериться, что я на месте и что все идет по плану. Я лег, в ту минуту испытывая скорее усталость, чем беспокойство. Мод подождет. Я тут же уснул, прямо в пальто, и проснулся через час от того, что звонил телефон. Это была Мод. По моему голосу она поняла, что разбудила меня.— Тебе что, не передали, что я звонила?
— Нет, — ответил я. — Мне передали, что звонила моя жена.
Мод вздохнула, давая понять, что шутка не удалась.
— Неужели ты не понимаешь, что я волнуюсь?
Тут я окончательно проснулся.
— Волнуешься?