Лёгкий корпус галеры полетел вдруг стремительно у самой кромки листа. Парус холщовый на единственной мачте приспущен, но вёсла напряжены. Носовая пушка гремит, и штыки примкнуты у готовых к бою солдат…
Нет, не зря придавал он такое значение лёгкому галерному флоту — ныне поистине час его настаёт!
А рука сама уже рисовала теперь рядом с галерой малую деревянную лодку — ботик английский, найденный когда-то Петром в старом дедовском чулане, в селе Измайлове.
Сколько воспоминаний было связано с ним, отроческих, настолько теперь далёких…
Прежде ботика найдена ещё тогда была астролябия — среди разного хлама, тряпья какого-то, в паутине, в чуланном углу. Долго находке дивился, пытаясь назначение её разгадать. Сыскан вскоре был один голландец, именем Франц, прозванием Тиммерман, умеющий с той астролябией обращаться. Объяснил Петру Тиммерман, что угломерный этот прибор позволяет высоту солнца и любого другого светила измерить. Вот и выходило, что с астролябии потёртой, старинной, с ботика малого, мышами изгрызенного, начинался флот русский…
«Надо будет в час добрый записку о начале кораблестроения в России составить — для читателей доброхотных», — подумал Пётр и потянулся за новым листком.
Приближённые прекрасно знали характер своего государя, знали, что одновременно он может заниматься множеством самых разных дел. 14 корабль строить, и астрономию изучать… Вот и сейчас — подумал о «Записке» и не стал откладывать про запас, а мигом набросал, на бумагу занёс сей случай — про астролябию. Потом продолжал — без помарок и перечёркивапий: «…тако сей Франц, чрез сей случай, стал при дворе бывать беспрестанно и в компаниях с нами. Несколько же времени спустя случилось нам быть в Измайлове на льняном дворе. Там, гуляя по амбарам, где лежали остатки вещей дому деда Никиты Ивановича Романова, между которыми увидел я суди о иностранное, спросил вышеречённого Франца: что за судно? Он сказал, что то — бот английский. Я спросил: где его употребляют? Он сказал, что при кораблях для езды и возки. Я паки[2] спросил: какое преимущество имеет сей бот пред нашими судами (понеже видел его образом и крепостью лучше наших)? Он мне сказал, что он ходит на парусах — не только что по ветру, но и против ветру, которое слово меня в великое удивление привело и якобы неимоверно. Потом я его паки спросил: есть ли такой человек, который бы его починил и сей ход показал? Он сказал. что есть. То я с великою радостию сие услыша, велел его сыскать. И вышеречённый Франц сыскал голландца Карштен Бранта, который призван был при отце моём в компании морских людей, для делания морских судов на Каспийском море; который оный бот починил и сделал машт и парусы, и на Яузе при мне лавировал, что мне паче удивительно и зело любо стало.
Потом, когда сам я часто то употреблял с мим, и бот не всегда хорошо ворочался, но более упирался в берега, я спросил: для чего так? Он сказал, что вода узка.
Того для я стал проведывать, где более воды; то мне объявили Переславское озеро (яко наибольшее), куды я, под образом обещания в Троицкий монастырь, у матери выпросился.
И тако вышеречённый Карштен Брант, кроме бота, сделал два малые фрегаты, да три яхты, на которых его величество несколько лет охоту свою исполнял.
Но потом и то показалось мало: и изволил ездить на Кубёнское озеро, там пространство большое, но ради мелкости неугодное. Того ради уже положил я своё намерение видеть воду охоте своей равную — то есть прямое море…».
Тут перо, прорвав бумагу, застопорилось. Пётр поморщился, пробовал взять другое — не стал.
Мысли опять вернулись в сегодняшний день, ибо начатое много лет назад каторжное дело войны завершения своего требовало — безотлагательно и сурово.
Пётр поднялся, вышел из-за стола, в колоколец медный, прибитый возле входных дверей, дважды громко позвякал: несмотря на поздний час, вновь графа Апраксина позвать приказал.
Утром следующего дня войскам был приготовлен приказ.
Галерному флоту предписывалось пройти вдоль берега, в шхерах, от Кроншлота[3] до Гельсингфорса и далее до Або.
Русскому корпусу в Финляндии князя Голицына обеспечивалась бы, таким образом, необходимая помощь. Предусматривалась также возможность высадки десанта на форпост Швеции — Аландские острова.
В случае удачи военные действия впервые за четырнадцать лет могли перейти на шведскую территорию.
Парусному флоту приказано было флот галерный сопровождать «до входа оного в шхеры». После чего парусный флот должен был пересечь залив и стать на якоря в Ревеле — для охраны берегов от возможного рейда неприятельских кораблей.
Мимо Ревеля к Кроншлоту и Петербургу не должно было пройти незамеченным ни одно из шведских судов.
Командующим русским галерным флотом был назначен генерал-адмирал граф Фёдор Матвеевич Апраксин.
Парусный флот становился под флаг старшего по чину контр-адмирала Петра Михайлова.
3. НА ТОЙ СТОРОНЕ