Гангутское сражение. Морская сила

«В 21-й день царское величество и генералитет ездили на шлюпках для осмотрения неприятельского флота, и того же числа в ночь 15 скампавей послано за один остров перед флот неприятельский…»

Царь на передней шлюпке велел грести за линию дозора.

— Господин контр-адмирал, не дозволено, — сердито заметил Апраксин, — все и отсель видно беа окуляра.

Петр молча отмахнулся, гребцы замедлили взмах весел.

Борт шведского дозорного корабля сверкнул пламенем, окутался дымом.

Не долетев полкабельтова, всплеснув воду, плюхнулись три ядра. Гребцы остановились. Побледневший Апраксин круто повернул руль, шлюпка развернулась.

— Навались! — гаркнул Апраксин.

За кормой прогремел второй залп, ядра упали на том месте, где только что крутилась шлюпка… Петр через силу улыбнулся.

— Смазывай пятки, генерал-адмирал, баталия, кажись, почалась.

Далеко впереди частили веслами шлюпки с генералами, навстречу спешили три дозорные скампавеи на выручку…

В Твермине Петр посоветовал Апраксину:

— Отряди в ночь к шхерам десятка полтора скампавей. Пускай швед досматривает, что мы не дремлем, коли что — отвадим поначалу.

На следующий день Петр прошагал весь полуостров пешком.

«В 22-й день ездили сухим путем на Гангут для рекогносцирования же неприятельского флота. Как с моря, так и с земли оного сочли (без крейсеров, которых было 6): 13 линейных кораблей, 4 фрегата, 1 блокгоус, 2 бомбардирских галиота, 2 шнявы, 6 больших и малых галер; три судна, за островом видны были как наши русские бригантины, а подлинно рассмотреть было невозможно. Командиры над флотом были вице-адмирал, 2 шаутбенахта».

К вечеру проголодались. Уставшие, сели ужинать. Петр запивал вином, наливал фужер Апраксину. Время шло к полуночи.

— Што, Федор, надумал? Лето кончается, не зимовать же здесь.

— Есть одна мыслишка. Углядели мы здесь, рыбари лодьишки свои таскают к просеке.

— Ну-ну, — встряхнулся Петр, — которая к весту пролегла?

— Как есть верно, Петр Лексеич. Они по той просеке свои рыбацкие лодчонки перетаскивают на ту сторону Гангута. Змаевич там прошагал. Переволока та у них драгелем прозывается, версты полторы.

Петр не дослушал, схватил кафтан, шляпу, метнулся к двери:

— Борзо призови Змаевича, айда на сию переволоку. Гляди, солнышко скоро взойдет.

Не прошло и получаса, как в предрассветной тишине по мокрому песку зачавкали ботфорты. Впереди, размахивая руками, саженными шагами вымеривал переволоку царь. За ним едва поспевали Апраксин, Змаевич, бригадиры. Дойдя до середины, Петр на минуту остановился. Здесь переволока чуть изгибалась, и теперь в обе стороны, на востоке и западе, проглядывалась зеркальная гладь моря. На душе повеселело.

Продолжая вышагивать, Петр невольно перенесся мыслями в недалекое прошлое, на Белое море. Пятнадцать годков минуло с тоя поры. От затерянной на берегу моря рыбацкой Нюхчи до берега Онеги волокли сквозь чащу лесов, через болота, по кочкам, первые суда на Балтику. Полтораста верст. Напропалую валили вековые деревья, стелили гати, сотни солдатских рук, перекинув через плечо канаты, тянули, волочили громадные яхты…

Петр первым подошел к урезу воды. Обмакнул сапоги, смывая налипшую грязь, расправил плечи, вздохнул полной грудью терпкий, с солоноватым привкусом воздух. Вдали за островками и шхерами уходил к горизонту Ботнический залив.

Запыхавшиеся спутники вытирали о мох сапоги, устало переглядываясь. Царь крикнул стоявшему в стороне Змаевичу:

— Сколь насчитал?

— Четверок тысяч, две сотни, два десятка шагов, государь.

Петр растянул рот в улыбке:

— По моему счету тройка тысяч, четыре сотни, семь десятков. Оно и понятно. Твоя мерка менее моей.

Продолжая улыбаться, Петр повернулся к стоявшему рядом Апраксину:

— Сколь верст от Нюхчи до Онеги, Федор Матвеевич?

— Верст полтораста. — Будучи Архангельским воеводой, генерал-адмирал дотошно изучил тот край.

— То-то, — облегченно вздохнул Петр, — а здесь от силы версты три, не более. Стало быть, день-другой скампавеи, которые полегче, переволокем.

— Как так?

— А вот сей же час сыскивай среди солдат сотни три плотников, тащи топоры с галер, руби кругляк, вокруг его навалом. Стели гать. Переволоку будем ладить денно и нощно…

Вечером «командировано для делания мостов от полка по 100 человек с майором Преображенским».

В полдень, как повелось, к «Бремену» подошли две рыбацкие лодки. На палубу вышел Ватранг. Утром ему доложили с дозорного корабля, что у русских на рейде Твермине необычная суета: строятся солдаты, куда-то уходят.

Адмирал поманил к себе капитана:

— Позовите ко мне рыбаков.

Сняв шапки, переглядываясь, четыре чухонца поклонились Ватрангу.

— Что делается у русских? — Расставив широко полные ноги, Ватранг мерил взглядом оробевших рыбаков.

Первым заговорил высокий, худощавый, с морщинистым лицом, пожилой чухонец:

— Так что, ваша милость, у русских объявился ихний царь Петр.