Гангутцы

— Спокойно, а сам кричишь… — Гранин исподлобья взглянул на Пивоварова. Таким Гранин еще не видел своего начальника штаба. — Спокойно, так надо спокойно. Зови сюда командиров рот…

Пивоваров был прав: финские шлюпки сунулись и к другим островам, однако повсюду их встречали огнем, и нигде больше противнику высадиться не удалось.

Хорсен всю ночь горел. Дым душил людей и в капонирах рот и в Кротовой норе. Кто мог, находился на воздухе, предпочитая остаться под снарядами, на ветру, чем задыхаться в дыму.

Гарь пожаров, проникшая в Кротовую нору, перемешалась с дымом махорки. Совещались командиры. Над картой склонились Данилин, Фетисов, новый политрук резервной роты Гончаров, командиры других рот. Гранин нелегко мирился с этой обязательной штабной подготовкой большого дела сейчас, когда на скалах Эльмхольма гибли люди, которым надо скорее помочь. Но в ушах все еще звучало: «Спокойно действуй, спокойно!» Да, да, надо набраться выдержки и командирского спокойствия для трудного и, может быть, долгого боя.

Гранин изложил командирам свой план. Первая группа уйдет сейчас же, пока еще не рассвело. В течение дня небольшие группы одна за другой переберутся на южную оконечность Эльмхольма, накапливаясь на скале и в лощине. Днем переход к острову опасен. Но без риска не обойтись. Главное — удержаться на острове. Ни в коем случае не наступать. Держать скалу. Накапливать силы. Следующей ночью — удар.

Больше других раздражал Гранина Гончаров. Он не спеша, словно на занятиях в классе, излагал свои требования.

Гончаров настаивал, чтобы разведчиков подчинили резервной роте; именно этой роте нужны коммунисты, больше коммунистов.

Гранин хмуро поглядывал на неуклюжего на вид политрука.

— Кому бы ни подчинить, только действуйте побыстрее, — сказал Гранин. — Дадим вам разведчиков. Надо будет — из других рот дадим людей…

Но Гончаров этим не ограничился.

— Лопаток в роте нет, товарищ капитан, — произнес он все так же обстоятельно и не спеша. — Нужны саперные лопатки.

Гранин подумал: «Ну как же он будет прыгать из шлюпки в воду?.. Чего доброго, трапик потребует…» Он быстро взглянул на Фетисова, тот, улыбаясь, пожал плечами: сами, мол, такого мне подсунули…

Фетисову тоже не терпелось поскорее отправиться на Эльмхольм, и он сердился на слишком рассудительного Гончарова. Рота — огонь. А политрука прислали хладнокровного. Другой походил бы, присмотрелся, порассказал людям, что на свете делается. А этот пришел и без особых слов стал наводить в роте порядок. В первый же день он предложил Фетисову переставить телефонистов так, чтобы в каждом взводе по возможности их было по двое. Потом он затеял обучение солдат флажному семафору, чтобы в случае чего матросов понимали. И вообще, говорит, хватит нам чваниться: рота морская, но дела пехотинские. Надо, говорит, друг у друга учиться. Особенно тактике ближнего боя. Это, говорит, у солдат отработано лучше, чем у матросов…

Фетисов сознавал, что все это правильно. Но ему казалось, что Гончаров слишком спешит выложить всю свою ученость. Дело политрука — душа человека.

— А жизнь человека не мое дело? — спокойно и резонно возразил ему Гончаров.

Каков он будет в бою, этот разумный политрук?

Вот и сейчас — лопатки. Да ведь матросы побросают их, как бросают каски!..

— Скажи на милость, где ты задумал копать? — воскликнул наконец Гранин. — Тут кругом скалы. Аммоналом их надо брать. Или киркой. А ты — лопатки.

— Нужны лопатки, — настаивал Гончаров. — Хоть небольшой покров земли, но он есть всюду.

— Будут лопатки — дадим. А сейчас действуйте. Там люди погибают…

За пологом у коммутатора стоял Пивоваров. То он звонил на пристань, проверяя, готовы ли моторные и весельные барказы, то ругался с дежурным по штабу базы, требуя контрбатарейного огня. Дежурный возражал.

— Какой же огонь, когда корректировщики ничего не видят!

— Мудрецы кузнецы! — возмущался Пивоваров. — У вас столько наблюдательных постов, и вам не видно. А мне видно?

— Не горячись, Федор Георгиевич, — услышал вдруг Пивоваров голос начальника артиллерии Кобеца. — Мне для тебя снарядов не жалко. Сейчас дадим огонь. Только корректируй со своего поста.

— Знаю, как вам не жалко! — вскипел Пивоваров. — Возле вас упадет снаряд, так вы всей артиллерией отвечаете. А тут экономите… Сейчас сам полезу корректировать…

Он надел каску, пояс с немецким штыком, с которым не расставался после первой атаки Хорсена, вышел из Кротовой норы и полез на обрывистую высоту 19,4.

А писарь Манин вновь завладел коммутатором, время от времени вполголоса повторяя:

— «Камыш»… «Камыш»… Я «Осока»… Я «Осока»… «Глаза»… «Глаза»… Что на «Камыше»?.. «Камыш»… «Камыш»…

* * *

Возле Кротовой норы беспокойно слонялся Алеша. Он дождался Фетисова и Гончарова и пошел за ними следом.

— Товарищ политрук, пойдем? — робко, полушепотом спросил он Гончарова.

— Не терпится! — сухо оборвал Гончаров. — Будете приставать — оставим в резерве.