Ганнибал

Пробелы в истории — лучшая пища для легенд. Как знать, быть может, как раз этому фактологическому туману и обязан образ Ганнибала своим обаянием, начавшим проявляться очень рано и, что самое любопытное, в самом же Риме. Древнеримский сатирик, упомянутый выше, посвятил незаурядной личности и жизненному пути Ганнибала всего двадцать коротких строк, которые вскоре стали любимым отрывком римских подростков, учившихся искусству декламации в школах риторики. Если верить тому же Ювеналу («Сатиры», VII, 160–164), к концу I века н. э. эти стихи достигли такой популярности, что у наставников от них уже «вяли уши». Правда, в новые времена поэты и драматурги уже не смотрели на подвиги Ганнибала как на источник вдохновения — впрочем, какой полководец, не имевший именитых друзей и не замешанный в шумные любовные скандалы, может похвастать тем, что им заинтересовалась большая литература? — зато на него обратили жадные взоры художники и граверы, скульпторы и литейщики, миниатюристы и мастера майолики, к наступлению эпохи классицизма успевшие создать целую сокровищницу вымышленной иконографии, к которой нам и остается обращаться за неимением реалистической портретистики.

Историки тем временем продолжали взвешивать прах Ганнибала. Это занятие оказалось не из легких, — по тем причинам, о которых мы уже упоминали. Но и избежать его никак нельзя, во всяком случае, если хочешь понять, в чем заключался смысл зародившегося в те давние времена и начавшего бурно развиваться процесса, который всего за одно столетие — с середины III до середины II века до н. э. — определил и надолго зафиксировал, причем во всех сферах сразу — и в политике, и в экономике, и в культуре, — контуры нынешнего пространства, именуемого Западным Средиземноморьем. В великом представлении, разыгравшемся тогда на сцене истории, Ганнибал поначалу играл одну из главных ролей, а потом, после вынужденного изгнания на Восток, стал больше зрителем, чем исполнителем.

В 247 году [9], когда родился старший сын Гамилькара Барки, Рим после долгой войны смог наконец вытеснить карфагенян из Сицилии — той самой Сицилии, что вскоре превратится в первую римскую «провинцию», первое римское владение, расположенное за пределами Италии, и главный стержень всех будущих римских предприятий на западе Средиземноморья. Еще через шестьдесят с небольшим лет Ганнибалу, павшему жертвой предательства приютившего его царя Вифинии Прусия, придется выпить яд, который он на всякий случай всегда имел при себе. Возможно, в тот скорбный день 183 года он предчувствовал, что теперь, после поражения Филиппа Македонского, после вытеснения из Малой Азии Антиоха Сирийского, которому, по правде говоря, он не столько помогал, сколько использовал его в собственных целях, последние барьеры, сдерживавшие натиск римского империализма в Греции и на греческом Востоке, с неизбежностью падут. И тогда ничто уже не помешает Риму добить Карфаген, чье могущество и власть во всем западном бассейне Средиземного моря он мечтал полностью восстановить каких-нибудь 30 лет назад.

Глава I. Гамилькар Барка