Ганнибал

Карфагенские герусиасты надеялись смирением и покорностью задобрить беспощадного врага. И вот им предстояло объявить согражданам смертный приговор. Не имея выходов к морю, в стороне от важнейших судоходных путей, карфагеняне, жившие морской торговлей, работавшие на мировой рынок, были обречены на неминуемую гибель. Все попытки объясниться или хотя бы разжалобить консулов ни к чему не привели. Приказание сената должно быть исполнено без проволочек. Оно не подлежит обсуждению и не может быть изменено. Единственное, чего добилась эта дипломатическая миссия: Ценсорин поставил у входа в карфагенские гавани свои корабли, чтобы устрашенный народ легче покорился своей участи…

На улицах, у ворот, на городских стенах послов ожидали огромные толпы народа. Многие выбежали послам навстречу, их чуть было не задушили в воротах, однако герусиасты молча продолжали свой путь. Они должны прежде всего сообщить совету о требованиях римлян [Апп. Лив., 91; ср. у Диодора, 32, 6, 5].

По мрачным лицам герусиастов, по тому, как они воздевали руки к богам и били себя кулаками по голове, люди догадывались, что произошло нечто ужасное. Перед зданием совета в нетерпеливом ожидании толпился народ. Внезапно услышали страшный вопль, ворвались внутрь, и… началась поистине безумная оргия отчаяния. Одни бросались на вестников несчастья, другие убивали тех, кто предлагал выдать заложников и дать оружие, третьи рассыпались по улицам и истребляли италиков, случайно оказавшихся в городе. Кто-то побежал в храмы, кто-то — к опустошенным арсеналам, кто-то — к верфям и гаваням [Полибий, 36, 7, 3–5; Апп., Лив., 92; Зонара, 9, 26]. И лишь немногие, сохранившие способность трезво рассуждать, заперли ворота и начали сносить на стены камни.

Совет, где на этот раз окончательно возобладали демократы, решил воевать. Первой его мерой было освобождение рабов, которых, таким образом, можно было включить в армию [ср. также у Зонары, 9, 26]. Командующим вооруженными силами, действовавшими за городскими стенами, совет избрал Гасдрубала, совсем недавно приговоренного к смертной казни. Его просили не помнить зла, когда отечество находится в крайней опасности. Гасдрубал уже имел в своем распоряжении 20 000 воинов; организацию другой армии, предназначенной для защиты городских стен, поручили Гасдрубалу внуку (по дочери) Массанассы. Одновременно совет обратился к римскому командованию с просьбой о перемирии на 30 дней, чтобы иметь возможность отправить в Рим новое посольство, но получил отказ [Апп., Лив., 93].

Карфагеняне, полные решимости претерпеть что угодно, лишь бы не покидать родины, готовились к борьбе. Все государственные и храмовые участки, все вместительные и удобные помещения они превратили в ремесленные мастерские, где беспрерывно днем и ночью работали мужчины и женщины; они изготовляли каждый день по 100 (по Страбону, по 140) щитов, 300 мечей, 1 000 стрел для катапульт, 500 дротиков и копий, а также катапульты — сколько удастся. Канаты плели из женских волос. Для строительства кораблей переливали медные статуи и брали деревянные балки общественных и частных зданий. Никто не уклонялся от этой работы [Апп., Лив… 93; Страбон, 17, 3, 15; Дион Касс., фрагм., 71; Орозий, 4, 23, 4]. Женщины отдавали все свои золотые украшения на покупку вооружения и продовольствия [Диодор, 32, 9].

Между тем консулы медлили. Они рассчитывали, по-видимому, что в любой момент без особого труда смогут овладеть безоружным городом, а может быть, и не решались как-то сразу подвести своих солдат к его стенам. Не исключено, что они рассчитывали на сдачу Карфагена. К тому же у римлян вышли неприятности с Массанассой, который без всякого энтузиазма наблюдал, как союзники уводят у него из-под носа богатейшую добычу. Он, правда, в конце концов предложил свою помощь, но консулы ответили, что обратятся к нему в случае надобности [Апп., Лив., 94]. Лишь через несколько дней, которые они провели в переговорах с Массанассой и в хлопотах о доставке продовольствия, консулы подошли наконец к Карфагену и попытались взять его штурмом.