Ганнибал. Искатель

– Перебью всех этих тварей! У меня тридцатый уровень, да я их…

– Тридцатый? Это здорово. А у половины солдат во дворце пятидесятый и выше. Как думаешь, сколько ты убьешь до того, как тебя прирежут как собаку, а после этого придут за мной?

– Но…

– И да, а каким оружием ты собираешься их убивать?

– Ну…

– Я предлагаю тебе выход. Действуем по моему плану, и у нас будет шанс выбраться отсюда живыми.

Закат задумался. Он потер подбородок, взглянул пару раз на девушку с сомнением, после чего протянул ей руку.

– Согласен, но ходить под тобой я не собираюсь.

– Я этого и не прошу, – улыбнулась она, отвечая на рукопожатие.

***

Спустя четыре дня. Ростов-на-Дону.

– Ну что, семя чурок, сбежать от нас решил?!

Клоп начал затравленно осматриваться, но из-за плохого знания города он сам себя загнал в угол.

– Чего вы ко мне пристали-то?! Что я вам плохого сделал?!

Но никто ему отвечать не собирался. Четверо подростков немногим старше его шли, держа дистанцию для того, чтобы их жертва не сбежала.

– Что вам от меня надо?!

– Ты - семя чурок, – сплюнул лидер четверки, невысокий жилистый парнишка. – Такие, как ты - позор для славян! Твоя бабушка была чернильницей, она раздвигала ноги перед чуркой!

– Моя бабушка была азербайджанкой, и в этом нет ничего плохого!

Клоп уже сто раз пожалел, что однажды, в споре, рассказал о кавказской крови. С тех самых пор его не гоняли только ленивые.

– Да какая разница?! Она ведь… – договорить ему не дали.

Жесткий удар в ухо опрокинул мальчишку на землю. Не успел он прийти в себя, как его уже окружили со всех сторон и начали жестко избивать ногами. Его били пятками по спине и лицу. Подростки развлекались со свойственной им жестокостью. Между делом были оскорбления и унижения. Они плевались, били и пытались ударить побольнее. Вскрики Клопа только радовали их. Они, словно звери, потешались над своей жертвой. А он в свою очередь просто молил их о пощаде. Плакал, стонал и умолял остановиться. Но его никто не слушал.

В конце концов, четверке это надоело, они плюнули на мальчишку, развернулись и ушли. Клоп остался лежать на холодной земле, смотря в небо пустым взглядом. Он был рад, что все закончилось, но понимал, что этот конец временный. Раньше он успевал сбегать, но сейчас его поймали, и наверняка поймают снова. Нужно было что-то делать. Логичнее всего было сбежать, но он не знал, как и куда. Возвращаться в воровское логово после того косяка с Ганнибалом было бы самоубийством. Поднявшись на ноги, мальчишка, хромая, побрел по улице. Правый бок сильно болел, один глаз заплыл, а во рту он ощутил острые края сломанных зубов. Мальчишка шел, пытаясь понять, за что все это свалилось на него. Когда-то он был обычным мальчиком в обычной семье. Его ругали родители за то, что он любил бегать по гаражам и ленился делать уроки. Они не пускали его на улицу поиграть в футбол, что очень злило мальчика. Клоп считал, что живет в настоящем аду. Все было так до тех пор, пока ад не наступил на самом деле. Родители погибли в первый же день после апокалипсиса, и четырнадцатилетний парень просто остался один, никому ненужный и всеми гонимый. Люди вокруг стали злыми, он начал воровать, чтобы хоть как-то прожить, но и тут попался. Здесь, в Ростове, у него появился шанс жить нормально, и он собирался им воспользоваться, но… что-то пошло не так.

Выйдя к огромной по его меркам реке, он встал у перил и посмотрел вниз. Мысли в голове мальчишки роились, путались, и он почувствовал жуткую тягу просто спрыгнуть туда. Немного подумав, он понял, что не умрет так быстро, и придется лезть в воду, а она холодная. Можно было бы добраться до моста и спрыгнуть с него, но на это нужны были силы, которых у него просто физически не было. Все тело охватила слабость, а глаза начало жечь. Мальчик сел у перил и горько заплакал. Он боялся привлекать к себе внимание, поэтому старался не шуметь. Он открывал рот в крике, но не издавал ни единого звука. В груди поселилась боль. Страшная боль. Он вспоминал родителей, вспоминал свою прошлую жизнь и проклинал всех этих богов, которые устроили апокалипсис и уничтожили райскую, как оказалось, жизнь. Он ругался на них, на всех этих нацистов, и на себя за то, что не ценил своих родителей. Не ценил того спокойного времени, когда ему не приходилось бегать и прятаться.