Ганнибал-Победитель

Как ни тяжко даются дневные переходы, Ганнибал требует от своей рати большего. Он неустанно проверяет каждый род войск и исправляет то, что считает необходимым. Он экспериментирует, поскольку обычно добивается хороших результатов именно таким способом. Поначалу его требования могут показаться противоречивыми, на деле же у него ни с кем не возникает конфликтов. Требование одновременно большей манёвренности и мощи наносимого удара свидетельствует не о непоследовательности, а о хорошем знании законов войны.

Пехота состоит из фаланг, по четыре тысячи человек в каждой. «Нужно ли так много?» — спрашивает Ганнибал. И сам отвечает: «Разумеется, иногда нужно». Это зависит от боевого порядка противника и от местности. Однако такая масса тяжёлой пехоты не всегда удобна. Воины выстраиваются плечом к плечу в шестнадцать шеренг, по двести пятьдесят человек в каждой. Ганнибал пытается сделать фалангу компактнее и поворотливее. Его разнообразные расспросы про атаки и виды построений приводят в замешательство многих, особенно ветеранов, которым кажется, что уж они-то знают всё. Но разве воинам приходится по многу раз наблюдать Ганнибаловы опыты? Ещё бы, чего стоят одни только его переодевания! Вот он нацепляет на себя снаряжение, положенное пехотинцу, — тяжёлые доспехи, меч и копьё. Всё ли из того, что несёт с собой воин, необходимо ему? Нельзя ли облегчить доспехи или надеть их иначе? Ответ Ганнибал ищет с помощью собственного тела, приспосабливая поудобнее пояс и перевязь, бронзовые пластины, защищающие грудь и спину. Что-то он может выкинуть, что-то надеть по-другому. Он обсуждает с приближёнными новое оружие, которое придумали в оружейных мастерских и которое должно скоро прибыть к войску. Иногда воин слышит из уст Главнокомандующего одну-две строки Гомера на родном наречии, например вот эти:

... и навзничь, шатался, в прах Амаринкид
Грянулся, руки дрожащие к милым друзьям простирая ...

К пехоте относятся также пращники. Все они родом с Балеарских островов и разбиты на корпуса, по две тысячи человек в каждом. Ганнибал и здесь поддаётся своей страсти к экспериментам, хотя делает это осторожно, поскольку пращники особенно гордятся своими профессиональными качествами.

У них в ходу два типа пращей, одна дальнобойная, а вторая — рассчитанная на ближний бой. Меткость попаданий очень высока. Все согласны во мнении, что по ударной силе пращники превосходят лучников. Ганнибал проявляет хитрость или, скажем, педагогические способности. Выбрав из шеренги балеаров двух отменных воинов, он ставит их по обе стороны от себя и начинает учиться обращению с пращой, подбивает их предлагать изменения, просит немедленно опробовать предложенное, сам, как бы невзначай, тоже подбрасывает новшество и примеряет всё к собственному телу.

Какой же род войск у нас наилучший? Конница, не преминут сказать всадники. Наша конница состоит из двух независимых друг от друга подразделений. С одной стороны, у нас есть тяжёлые эскадроны, в основном из испанцев, которые сидят на коне по двое. В бою один из них сражается верхом, а другой — пешим. На них Ганнибал-Испытатель тоже распространяет свою страсть к улучшениям. Стоит открыться перед нами равнине или хотя бы достаточно просторному полю, как конницу вызывают показывать приёмы атаки. Ганнибалу хочется посмотреть стремительный наскок тесной кучкой, которая затем рассеивается и исчезает. Эскадрон должен уметь сжаться до тоненькой полоски — так орёл то распускает крыло во всю ширь, то мгновенно подбирает его к туловищу. Напряжение и расслабление должны величественно и в то же время гибко сменять друг друга.

Но я перечислил ещё не все части тела Дикого Зверя. Самое главное я приберёг напоследок. На мой взгляд, лучше всех в нашем войске нумидийцы. Вооружённые дротиками, они замечательно бьются в самых трудных схватках. Кроме того, они привычны к степям и горам, быстро ориентируются в суматохе боя и принимают верные решения, а также изобретательны по части военных хитростей. Я наблюдал их в действии в Каталонии и надеюсь увидеть снова.

«Но почему Ганнибал не пополняет пехоту молодыми кельтами?» — в очередной раз спрашиваю я себя. Их было сколько угодно с самых Пиренеев.

   — А вы, норманны, столь же многочисленны, как кельты? — наугад осведомляюсь я у Бальтанда.

   — Не считал, — отзывается он.