Ганнибал Великий

Все они долгие месяцы несли службу в походах и крепко соскучились по цивилизации, а потому, попав в Капую — самый богатый и населенный город в Италии после Рима, — стремились хоть отчасти воздать себе за тяготы и лишения военной службы. Благо жалование наемникам Ганнибал выплачивал исправно, правда в последнее время все чаще римским золотом и серебром, а иногда даже медью. Но никто не жаловался. В Капуе все это имело ход, ведь любой житель города понимал, что солдаты Карфагена, при желании, могли все взять даром по праву победителя. Однако Ганнибал запретил грабить местное население, которое теперь считалось союзным, то есть своим, приказав за все платить. И солдаты утешались тем, что впереди лежали богатые и еще не тронутые римские провинции, не говоря уже о богатствах самого Рима.

«Старая Капуя» находилась в восточной части города у подножия небольшого холма в квартале торговцев. Ожидая друзей, Федор заказал несколько кувшинов греческого вина, лучшего какое имелось в местных погребах, жареного поросенка, оливки, круг сыра, блюдо фруктов и сладости. Несмотря на войну, запас еды здесь имелся приличный, так что изголодавшиеся на казенных харчах солдаты Карфагена ни в чем себе не отказывали. Впрочем, сам Федор в последнее время и в походе не бедствовал. Положение позволяло.

Когда в дверях показались две рослые фигуры в полном вооружении, Федор уже допивал вторую чашу, и на душе у него постепенно становилось веселее.

— Привет, Федор, — поздоровался Урбал, опускаясь рядом на широкую массивную скамью, где легко могли разместиться еще пять человек, — чем угощают в наших новых владениях?

Он снял шлем, положив его рядом на лавку.

— Все на столе, бери что хочешь, — ответил Федор, пододвигая другу чашу с вином, — я сегодня плачу. Мало будет, еще закажем.

Рядом грузно опустился здоровяк Летис, отирая со лба струившийся градом пот.

— Жарковато здесь, — посочувствовал Федор.

— Это тебе жарко, ты с севера. А мне нормально, — отмахнулся Летис, поправив ножны фалькаты и висевшие на другом боку кинжалы, — у нас дома в Утике и не так припекает. Только панцирь тяжелый, ходить мешает, а так жить можно.

Пока Летис жадными глотками вина, утолял жажду, Федор рассматривал своих друзей, которых последнее время видел довольно редко. Большая часть службы начальника хилиархии проходила либо в штабе корпуса африканцев Атарбала, либо в своем походном штабе, где его донимали теперь командиры спейр, а их под командой Федора, считая пополнение из капуанцев, было уже двенадцать. Урбал командовал седьмой, той самой, где они начинали служить все втроем. Так что просто поболтать с боевыми товарищами он мог себе позволить довольно редко, разве что, когда вызывал их к себе, чтобы отдать очередной приказ и отправить на разведку.

Такая жизнь последнее время все чаще напрягала Федора, но делать было нечего, он уже был вписан в систему. Впрочем, бывшему морпеху из России, чудом перенесшемуся из двадцать первого века в эти времена, было грех жаловаться. Карьера складывалась вполне удачно. Да и его личных средств, хранившихся в казне испанской армии Ганнибала, с учетом «наградных» за спецоперации и части римского золота, полагавшегося за одержанные победы, уже накопилось немало. Федор прикинул, что по ценам Карфагена он уже мог бы купить себе два корабля классом не ниже триеры и полностью укомплектовать их командами за свой счет, включая рядовых морпехов. И после этого еще хватит на какую-нибудь гончарную лавку, вот хотя бы в Утике, откуда Летис, кстати, сам сын владельца гончарной мастерской, был родом. Или можно начать морскую торговлю вдоль берегов Африки. Или поставлять коней для армии Карфагена из далекой и жаркой Нумидии, как отец Урбала, происходивший из прибрежного Керкуана.

Но Федор отогнал эти мысли, — задумываться об организации собственного дела было еще слишком рано. Сейчас его задачей была война с Римом, которую для начала следовало довести до конца. Хотя дело-то оказалось прибыльным, а имевшиеся средства уже давили на психику. «Война войной, — размышлял Федор, — а о будущем подумать не мешает. Неизвестно, как жизнь повернется».

И мысли его потекли в сторону далекого Карфагена, где жил сенатор по имени Магон, на которого Федор вполне мог рассчитывать в том случае, если начнет карьеру честного торговца.

— Вот попомни мои слова, Федор, — допивая вино вдруг сказал Урбал, словно услышал мысли товарища, — пройдет еще несколько месяцев и вся Италия будет нашей. Не долго нам осталось ждать завершения войны.

— Хорошо бы, — поддакнул Летис, отправляя в рот сразу горсть оливок, — я тоже верю, что Ганнибал скоро разделается с оставшимися римлянами.

— Помнишь, там, на реке у северных кельтов, когда мы были еще далеко отсюда, — продолжал Урбал, — ведь я же говорил тебе, что скоро мы будем жить в Италии, как у себя дома. И вот мы здесь, а скоро будем и в Риме.

— Я тоже думаю, что скоро мы будем пировать на римских холмах, — опять поддержал друга рядовой Летис, — а прислуживать нам будут жены толстых римских сенаторов и они сами. Ох, я тогда оторвусь!