Ганс

Я фыркаю себе под нос, отчего вода переливается через край раковины, вспоминая, как я себя вела в тот день.

Моя ладонь, вероятно, вспотела, когда я протянула ее между нами.

Его длинные темно-русые волосы были собраны в пучок, несколько прядей выбились и упали на глаза. И это творило со мной кое-что. Потому что это были не просто глаза. Они были интенсивными, а его радужные оболочки были настолько темно-карими, что казались почти черными. А его линия подбородка… Я сейчас могу упасть в обморок, просто думая об этом. Она точеная, и она была покрыта щетиной на несколько оттенков темнее его волос.

Это было слишком.

Ганс был слишком силен.

Поэтому я сказала единственное, что смогла выдавить из себя: Я Кэсси, твоя новая соседка.

Он не выглядел счастливым. Ни до того, как я это сказала, ни тем более после того, как я это сказала. Но он ответил, как я предполагаю, своим именем.

Ганс.

Ганс, скандинавская фантазия, о которой я и не подозревала. Пожалуйста, ну пожалуйста, закинь меня себе на плечо и отнеси в свою спальню. Можем представить, что это лагерь викингов. Ты главный воин, чувак, а я принцесса, которую ты только что украл у врага, чтобы объявить своей …

Я выключаю воду, крепко зажмуриваюсь и вытираю лицо чистым полотенцем.

Конечно, ничего из этого не произошло. Вместо того, чтобы украсть и овладеть мной, Ганс отпустил мою руку, захлопнул дверь своего грузовика, вошел в гараж и нажал кнопку, чтобы закрыть подъемные ворота, даже не оглянувшись через плечо, чтобы еще раз взглянуть на меня.

Какой удар по моему старому самолюбию.

Но после той невероятно успешной первой встречи я решила, что смогу завоевать его расположение выпечкой.

Так началась наша годовая игра в кошки-мышки.

Хотя я не совсем уверена, кто есть кто в нашей ситуации.

Потому что я мельком вижу его. Ганс, загоняющий свой грузовик прямо в гараж, Ганс, выезжающий из гаража, Ганс, возвращающийся от своего почтового ящика, шагая слишком долго и быстро, чтобы я могла случайно встретить его, когда пойду проверять свою почту — поверьте мне, я пыталась. Поэтому я знаю, что он все еще жив. И что он все еще живет там. Но он никогда не открывает дверь.

Ни разу.

Я выключаю свет и захожу в спальню.

Сняв шорты и нижнее белье, я бросаю бюстгальтер на пол и достаю пару шорт для сна.

Технически, рубашка, которую я надела в дом Ганса, — это пижамный топ, но с бюстгальтером он выглядит как любая другая майка. И не похоже, чтобы он меня вообще видел.

Я выключаю лампу на прикроватной тумбочке и падаю в кровать.

Пришло время пролистать рецепты, пока я размышляю, съедает ли Ганс то, что я ему оставляю, или просто выбрасывает все и возвращает пустой контейнер.

ГЛАВА 3

Ганс

Когда в ее доме гаснет последний свет, я жду еще сорок семь минут.

Она всегда засыпает в течение сорока пяти минут, но я хочу быть уверен.

Со стоном я вылезаю из кресла и выключаю мониторы. Мои ножи остры настолько, насколько это вообще возможно сегодня вечером, и мне нужно добыть еду.

Я смотрю в маленькое полумесяцеобразное окошко в верхней части входной двери, дважды проверяя, не зажглись ли новые фонари на другой стороне улицы, затем открываю дверь и беру прямоугольный стеклянный контейнер, прежде чем снова закрыть и запереть ее.

Как всегда, на крышке есть желтый стикер.

Печенье из цуккини с шоколадной крошкой.

Даже когда я провожу пальцем по буквам, я чувствую, как мой нос морщится.

Я слышал о хлебе из цуккини, но не о печенье. И хлеб вызывает у меня достаточно скепсиса.

Закатив глаза, я несу печенье на свою маленькую кухню и ставлю его на столешницу.

После того, как я аккуратно отложил стикер в сторону, крышка легко поднимется, и вместе с ней чувствую запах шоколада и свежих овощей.

Я вздыхаю.

Вместо того, чтобы выглядеть как обычное печенье, эти выглядят как влажные зеленые хоккейные шайбы, которые потеряли свою форму по пути. Но когда я вынимаю одно, оно на удивление держится.

Он также тяжелее, чем я ожидал.

«Чёрт возьми», — я проклинаю свою растущую потребность съесть его, даже когда беру печенье и откусываю.

Я хмурюсь, но заставляю себя продолжать жевать.

Это… нехорошо.

Я смотрю на шайбу, вижу небольшой комок неразмешанной муки, который я раскусил, и откусываю еще кусочек.

Общая консистенция печенья отталкивает. Но вкус еще хуже.

Оставшуюся часть я заталкиваю в рот.

Для человека, который так много печет, Кассандра не становится лучше.

Я подхожу к холодильнику и достаю пачку масла.

Его слишком трудно намазывать, поэтому я отрезаю маленькие квадратики и кладу их поверх второго печенья, а затем откусываю большой кусок.

Чуть лучше.

Еще один укус, и часть сока от печенья капает мне на рубашку.

«Блядь», — ворчу я с набитым ртом этой овощной дряни.