Ганс

Я был здесь каждый вечер, когда не затевал драки, в которых постоянно проигрывал.

Я знаю, что ее здесь не будет, но то, что осталось от моей души, просто хочет быть рядом с ней. Рядом с ее последним известным местонахождением.

Очередь продвигается вперед, а я думаю о той ночи.

Я думаю о том, что мы сказали друг другу.

Она не просила меня пойти с ней напрямую, но приглашение было. И я не пошёл.

Я мог бы пойти.

Если бы я только пошёл.

Но я этого не сделал.

Я не пошёл с Фрейей, и последние слова, которые я ей сказал, были пожеланием удачи.

Вышибала вздыхает, когда видит меня, но мы уже отработали эту рутину. Я даю ему пару сотен долларов, и он меня впускает.

Я не буду пытаться выпить в баре. Я сделаю то, что делаю всегда — встану у стены, уставившись в толпу, желая, чтобы тьма внутри меня задержалась еще немного. Достаточно долго, чтобы я смог найти ее.

* * *

Меня будят крики матери.

Они бесконечны.

Они мучительны.

И я знаю.

Я знаю, что они нашли мою сестру.

И я знаю, что она мертва.

Я выбираюсь из постели, но ноги меня не держат.

Я падаю на пол.

Я не могу дышать.

Мои легкие не наполняются.

Я не могу…

Боль, печаль и тяжелейшее чувство неудачи обрушиваются на меня.

Я не успел добратся до неё.

Я ее не спас.

Вопли матери продолжают разноситься по дому.

Мое лицо как будто перекошено.

Мой рот открыт, но я не издаю ни звука.

Фрейя.

Моя младшая сестра.

Ее больше нет.

Она никогда не вернется домой.

* * *

Сегодня были похороны моей сестры. И это убило моих родителей.

Это убило часть меня тоже.

Стоя здесь, один под сиянием луны, рядом со свежей могилой Фрейи, я знаю, что никогда не буду прежним.

Я никогда не стану тем человеком, которым планировал стать.

Я стану кем-то другим.

Кто-то более темный.

* * *

Два месяца спустя я стою на том же месте и смотрю на могилу моей матери, похороненной рядом с ее дочерью.

Папа стоит рядом со мной, кашляя между беззвучными рыданиями.

После того, как тело Фрейи было найдено в Вегасе, изуродованное и выброшенное, а причиной ее смерти назвали передозировку наркотиков, мама сдалась.

Врачи сказали, что это пневмония, и, возможно, так оно и было, но она потеряла желание жить.

Реальность того, что случилось с Фрейей, как она страдала последние недели, дни, часы… это было слишком.

Мой отец тоже болен. Я слышу, как он тяжело дышит по ночам, когда иду по пустым коридорам нашего дома.

Его не будут лечить. Мне не нужно его спрашивать, чтобы знать, что он не будет лечиться.

И стоя здесь снова и глядя на женщин, которые значили для нас обоих так много, я не виню его.

Я не принимаю на свой счет то, что я не в состоянии удержать его здесь.

Редкая капля дождя падает на землю.

Я тоже не уверен, что хочу оставаться в этом мире.

* * *

«Ганс», — голос отца хриплый, но я слышу его, когда прохожу мимо его комнаты.

Остановившись, я прижимаю руку к его двери, и она распахивается.

Папа лежит в постели, его лицо бледное, щеки впалые, он борется с приступом кашля.

Прошла ровно неделя с момента последнего вздоха мамы, и он, похоже, готов сделать свой.

Он поднимает руку, легким движением приглашая меня войти.

Мы не разговаривали. Друг с другом. Не о чем говорить.

Первые несколько раз, когда кто-то приходил к нам в дверь, выражал соболезнования, приносил еду, я отвечал. Я сохранял пассивное выражение лица. Но потом я больше не мог.

Я не мог скрыть переполнявшую меня ярость.

Я не мог сказать спасибо.

И тут люди перестали стучать.

Мои ноги бесшумно ступают по толстому ковру, покрывающему пол. Он в оттенках красного. Вышитые цветы всех форм и размеров. Мама выбирала его. Он был таким ее.

Я останавливаюсь у подножия кровати.

Если это наше прощание…

Я сглатываю.

Я не уверен, что смогу выдержать еще столько же.

Я не знаю, сколько выдержит мое сердце.

Но когда я смотрю на отца, я понимаю, что его уже нет.

Я кладу руку на одеяло над его ногой. «Все в порядке, папа».

Его подбородок дрожит, а грудь сотрясается при вдохе.

«Иди сюда», — он поднимает руку.

Я медленно подхожу к краю кровати, наклоняюсь и нежно обнимаю его за плечи.

Чья-то рука лежит у меня на спине.

Вот и всё.

Когда я отстраняюсь, его взгляд скользит по тумбочке.

Я прослеживаю его взгляд.

Рядом с рамкой с фотографией его и мамы в день их свадьбы стоит резная деревянная шкатулка.

Я узнаю её. Она принадлежала моему деду, отцу. А теперь и мне.

Я стою перед ней.

Защелка не защелкивается, а шарнир смазан, поэтому крышка открывается плавно.

Верхний свет приглушен, но он все равно отражается от лезвий внутри коробки.

Дуэльные ножи.

Антиквариат.

Но чертовски острые.

Я закрываю крышку и возвращаю защелку на место.

Подняв коробку на руки, я поворачиваюсь лицом к отцу.

Он удерживает мой взгляд, в его глазах отражается больше жизни, чем я видел с того утра, когда все изменилось.

Его рот открывается. Закрывается. Открывается снова.

И тут он произносит последние слова, которые я когда-либо от него слышал.

«Заставь их заплатить, Ганс». Его вдох хриплый. «Заставь их страдать».

* * *

Я не устраиваю похороны для своего отца, но хороню его рядом с его женой.