Ганская новелла

Мальчишки засмеялись и отошли. Они стали помогать рыбакам выбирать карман невода. Ритм рыбачьей песни, звучавшей над пляжем, все убыстрялся. В мощном прибое то появлялись, то опять пропадали поплавки. Чайки кружили прямо над толпой. Пение рыбаков вдруг сменили громкие крики. Мальчишек отогнали, и они вернулись к Арабе. Один из них выступил вперед.

— Ну что, еще не захотела нашей рыбы? — Араба колебалась, и мальчишка добавил: — В городе получишь за нее кучу денег.

Девочка с минуту помолчала и нерешительно произнесла:

— А я знаю, вам и рыбы-то не достанется. Вас же прогнали.

При этих словах ребята засмеялись, и Араба почувствовала себя неловко.

Тот же мальчик снова заговорил:

— Да ты нам не веришь? Ну пойдем, я возьму свою долю, и сама увидишь.

Девочка взглянула на ящик с печеньем:

— Я не могу это здесь оставить.

— Да ребята присмотрят, а то еще намочишь в море.

Араба боязливо посмотрела на мальчишек, но вид у них был вполне невинный.

— Хорошо, пошли, — сказала она. — Только ты дашь мне побольше. Ладно?

Вдвоем они направились к воде. Время от времени Араба оглядывалась, чтобы убедиться в том, что ребята еще на месте. А те улыбались и радостно махали ей руками.

Перекрывая надрывные крики рыбаков, плеск мечущейся рыбы и вопли чаек, все ниже летавших над неводом, мальчишка затрещал Арабе в ухо:

— Я поищу хозяина. У каждого мальчика есть свой хозяин. Учитель. А вон он, на той стороне. Давай за мной.

Девочка неловко побежала за ним по мокрому песку. Она увидела, как мальчишка направился было к высокому мужчине, но почему-то проскочил мимо него и скрылся в кокосовой роще. В панике девочка бросилась к своему печенью и сторожившим его мальчикам, но тех и след простыл.

Она привыкла к жестоким побоям, смирилась с ними и почти не чувствовала боли. Но к голоду привыкнуть не могла. Ее организм развивался, и против голода протестовало в нем все. Кое-что она ухитрялась прикупать на рынке. Мамми, у которых она обычно брала продукты — стоило с ними по-хорошему поторговаться, — уступали, вот и получалась экономия. Но госпожа как-то обо всем этом узнала, в ход пошла метла.

При виде метлы девочка выставила вперед руки, чтобы защитить лицо. Она заплакала. С губ ее слетело слабое: «Не надо, прошу вас, не надо метлой». Но удары только-становились сильнее и сильнее. «Говори правду, — кричала хозяйка, — что ты ела на рынке? Тебя видела Бои! Хочешь, я ее позову?» Побои не прекратились, даже когда девочка во всем призналась. Глаза госпожи горели гневом и не сулили добра. Араба выбежала во двор и бросилась к калитке, но хозяйка гналась за ней по пятам, изрыгая проклятия. Вслед прозвучал приговор: «Чтоб я тебя здесь больше не видела! Воровка! Сучья дочь!»

Девочке негде было искать приюта, и когда в городе зажглись болезненные желтые огни, она направилась к рынку — за ним на стоянке грузовиков жизнь никогда не затихала. На костре какая-то женщина пекла келевеле. Девочку не прогнали, и она придвинулась к огню, чтобы согреться. Свернувшись клубочком и закутавшись, как могла, она заснула.

Вдруг кто-то грубо растолкал ее. Еще не проснувшись до конца, Араба увидела, что костер потух и прежних женщин нет. А вместо них — две совсем другие. Одна — в полицейской форме.

— Залезай, — скомандовала женщина-полицейский, а вторая при этом засмеялась. Рядом стоял грузовик с крытым верхом. Из кабины вылез мужчина, взял Арабу и, приподняв, втолкнул в кузов. Женщина в полицейской форме уселась рядом, и ей пришлось снова будить Арабу, когда машина подъехала к воротам Исправительного дома.

Похоже, сторож спал, потому что второй женщине пришлось довольно громко стучать дверным молотком, прежде чем открылось маленькое оконце. Послышался сонный старческий голос:

— Кто там?

— Открывай! — властно крикнула женщина.

Старик открыл калитку, засуетился, пропуская женщину с девочкой. Женщина сурово спросила:

— Ты спал?

— О нет… начальник… мадам.

— Лжешь. — Старик молчал. — Ты лжешь, — повторила женщина.

Сторож неуверенно забормотал:

— Миссус, мало-мало спал. День ноги ходил, весь день. Мало-мало устал.

— Мы платим тебе за то, чтобы ты сторожил, а не спал. — Голос женщины звучал уже не столь сердито.

— О миссус, конечно, миссус.

— Покойной ночи, сторож. И чтоб не спать!

Девочка последовала за женщиной в какую-то длинную комнату, где слышался храп спящих людей. Они остановились у свободной кровати.

— Это твоя, — сказала женщина, — ложись. Когда она ушла, послышалось чье-то возбужденное перешептывание, но девочка слишком хотела спать, чтобы прислушиваться.