Тишина взорвалась ему навстречу криками на незнакомом баварцу языке, стуком копыт и звоном оружия. Приоткрытые ворота распахнулись и в деревню влетели дюжины две всадников.
Все кавалеристы были в стальных кирасах, поверх которых были прикреплены наплечники. Руки и ноги их также защищали латы. Стальные воротники под шлемами почти полностью скрывали лица. Всадники сжимали в руках обнаженные мечи. Клинок одного из кавалеристов, облаченного в наиболее богатые доспехи, был уже обагрен кровью. Каждый из них имел при себе пару пистолетов.
Всадники проскакали до маленькой площади в центре деревни. Гансу, стоявшему посреди одного из дворов, казалось, что всадники скачут прямо на него — еще мгновение и они сомнут его, собьют лошадьми и конские копыта растопчут тело молодого баварца. Только тогда пехотинец смог закричать.
Одновременно с криком Ганса, навстречу кавалеристам из деревенских домов хлынули люди — наспех вооруженные пикинеры. Немногие из них успели хотя бы одеть шлемы, не говоря уже о доспехах. Им предстояло дорого заплатить за свою небрежность.
«Датчане! — только сейчас Ганс осознал, что происходит. — По эту сторону границы!»
Высыпавший на улицу отряд Бонгарда не мог противостоять кавалеристам — главным оружием пикинеров был строй, ощетинившийся копьями, как стальной еж. В поединке один на один победа в девяти случаях из десяти принадлежала всаднику. Тем паче, что датчане напали внезапно, и неразбериха, охватившая деревню, была им только на руку.
Грянули пистолетные выстрелы — несколько пикинеров упали, выронив оружие. Жалкий нагрудник плохой ковки не мог остановить пулю, выпущенную почти в упор.
Покрепче ухватив пику, Ганс кинулся вперед. В голове его кричала, повторяясь и повторяясь, одна и та же мысль: «Господи, пусть я останусь в живых! Господи, пусть я останусь в живых! Господи…»
Бой на площади превратился в мешанину отдельных стычек. В одном месте пикинеры-ветераны вчетвером окружили всадника. Кавалерист зарубил одного из противников, прежде чем убитая лошадь повалилась и он упал на землю. В упавшего тотчас вонзились острия трех пик, выискивая незащищенные доспехами участки тела. Датчанин, чувствуя приближение смерти, жутко кричал.
Но далеко не везде бой разворачивался так успешно для баварцев. Основную массу пехотинцев датчане расстреляли из пистолетов, прежде чем те успели хотя бы добежать до них. Оставшихся пикинеров, пытающихся покинуть деревню, всадники настигали сейчас и убивали. Обычно им на это хватало одного удара мечом. Это не был поединок с равным, где приходилось бы использовать все мастерство, чтобы нанести удар самому и уйти от удара противника. Новобранцы — большая часть отряда — не знали даже в какое место сочленения лат нужно бить, чтобы пробить доспех и нанести серьезную рану противнику. А отряд, напавший на деревню, состоял из дворян, которых с детства обучали одному только делу — воевать.
Пока Ганс бежал к месту боя, полдюжины датчан окружили тех трех ветеранов и еще нескольких прибившихся к ним пехотинцев. Конские тела закрыли от баварца схватку, он видел лишь вздымающиеся клинки кавалеристов и исчезающие из виду, одно за другим, острия пик.
Большего Ганс не успел увидеть — перед ним высилась громадина всадника. Датчанин находился спиной к пехотинцу, сжимая в руке обнаженный меч. У копыт его лошади лежали тела двух малознакомых Гансу пикинеров. Закричав, баварец ткнул его острием пики, пытаясь попасть в подмышку, которая менее всего была защищена доспехом.
Всадник заорал что-то. Ганс не знал датского, поэтому ударил еще раз. Кавалерист начал разворачивать лошадь — острие трехметровой пехотной пики угодило ему в шлем. Датчанин сильно пошатнулся, но удержался в седле. Ремешок под подбородком порвался и морион слетел с головы всадника. Баварец увидел лицо противника: длинные русые волосы сбегали по его плечам, узкое, вытянутое лицо с хищным, орлиным носом — лицо человека благородного происхождения. Обычное крестьянское смущение при виде дворянина охватило Ганса, ему захотелось привычно склонить голову, упереть глаза в землю, но он стряхнул с себя это оцепенение — перед ним был не дворянин, а враг, человек, желавший его убить. Мгновения для датчанина оказалось достаточно — он расхохотался, готовясь опустить клинок.
Кто-то рассказывал Гансу, что когда человека убивают, время для него тянется медленно-медленно, просто ползет улиткой. Все это обернулось ложью — баварец не успел ничего сделать.
Когда меч уже рванулся к баварцу, датчанин дернулся — рядом прозвучал хлопок мушкета. Вздрогнул ожидающий смерти Ганс. Кавалерист медленно сполз с лошади, так и не завершив удар.
Кинув взгляд в ту сторону откуда стреляли, баварец увидел Фрица — слугу Бонгарда — стоящего на крыльце дома старосты, сжимая в руках мушкет. Мальчишка неподвижно глядел на убитого им всадника, удивленный тем, что попал. Ганс хотел крикнул, чтобы Фриц убегал прочь из деревни, но опоздал. Один из всадников поднял пистолет и выстрелил, почти не целясь. Пуля отбросила мальчишку внутрь хаты, на крыше которой уже занимался огонь.