Ганзейцы

– Дайте мне сначала попытаться добром поправить мое дело, – сказал Торсен, – а если меня примут на торговом дворе неласково, так тогда я прибегну к вашей помощи.

– Что ж, попытайтесь! – крикнули ему с разных сторон и с почетом проводили обоих датчан до дверей таверны.

II.На торговом дворе ганзейцев

Кнут Торсен был не пара своему сотоварищу, так как Нильс был низкого происхождения и очень плохо образован, между тем как Торсен и родом был знатен, и образование получил по тому времени превосходное. Это можно было видеть и по всем внешним его приемам. Кнут Торсен мог бы, пожалуй, прослыть и очень красивым человеком, тем более что имел благородную осанку и умное выражение лица; но выражение его голубых глаз было весьма неприятно. В его глазах светилось коварство, и то невыгодное впечатление, которое производил этот взгляд, еще усиливалось противной улыбкой, беспрестанно появлявшейся у него на лице.

Нильс был очень невелик ростом. Длинные белокурые волосы почти прикрывали весь его низкий лоб и отдельными прядями падали на глаза. Красное, лоснящееся лицо его слишком ясно указывало на то, что золотых дел мастер был большим любителем всяких спиртных напитков.

Оба датчанина направились к Ганзейскому торговому двору, расположенному повыше Лондонского моста, который, как известно, долгое время был единственным мостом, соединявшим оба берега Темзы. Обширные верфи торгового двора простирались вверх по берегу до самой южной оконечности улицы Темзы; с западной стороны двор примыкал к улице Даугэт, получившей свое прозвание от древних ворот в римской стене Лондона; с восточной – двор огибала улочка Всех Святых. Первоначально двор, заложенный кёльнскими купцами, был очень мал и всей своей постройкой напоминал подобные же дворы, уцелевшие и доселе в Германии. Но с самого своего основания этот двор был для немцев местом, в котором они могли чинить суд и расправу по своим законам. Двор, собственно говоря, состоял из ряда домов, амбаров и лавок, окружавших довольно обширное пустое пространство; на этом пространстве помещались огороды, площадь для игр и воинских упражнений ганзейцев; на ней же происходили и всякие общие торговые собрания. И в других городах Европы торговые дворы ганзейцев устраивались на тот же лад, и внутренние площадки их служили как для торговых целей, так и для сходок ганзейцев. Сверх всего, упомянутого нами, внутри лондонского двора находилось еще обширное крытое помещение, или зала, для сношений с местными купцами и для собраний купеческого совета.

Одним словом, лондонский двор, построенный кёльнскими купцами по образцу всех остальных ганзейских дворов, представлял собой клочок земли, окруженный высокими стенами, и на этом клочке немец не только находил верное убежище себе и безопасный склад своему товару, но и такое место, в которое он переносил свои обычаи и где чувствовал себя как дома. Когда торговые дела лондонского двора начали расширяться, то и сам двор стал возрастать в объеме, и уже в правление Ричарда II ганзейцы приобрели громадный соседний дом, примыкавший к их двору. В XVIII веке были прикуплены еще другие соседние постройки; между ними находился и очень красивый дом, который почему-то носил название Стил-хауза (Steel-house) или Стил-ярда (Steel-yard)[1].

По окончании всех этих прикупок, округлив свои владения, ганзейцы (к кёльнским купцам примкнули впоследствии и другие нижненемецкие) возвели на своем участке крепкий замок, соответствовавший по устройству своему потребностям богатого средневекового торгового учреждения.

Особенно красив был фасад этого здания, выходивший с северной стороны на берег Темзы; оно состояло из нескольких этажей, и здесь-то и находились трое ворот с округлыми сводами, крепко-накрепко притворенные и обитые толстыми полосами кованого железа. Над каждыми из ворот стояла своя, особая надпись. Одна из них указывала на то, что вступающему в Ганзейский двор хозяева его предлагают «радость и довольство, мир, спокойствие и честное веселье»; другая гласила, что «золото должно порождать искусства и само должно быть плодом трудолюбия»; третья, наконец, угрожала карой тому, кто осмелится нарушить обычаи ганзейцев. Под самой крышей красовался на доме двуглавый орел – герб Германской империи. Крепкие, неприступные стены окружали «Стальной двор», захватывая в свою ограду и древнюю, круглую башню, которая принадлежала еще к римским постройкам, ограждавшим вход в лондонскую гавань. В этой башне, примыкавшей к большому залу, главному месту действия всех празднеств и публичных собраний, хранилась казна ганзейцев – их харатейные[2] торговые книги и важнейшие драгоценности. Внутри стен двора находилось «особое государство в государстве» – особый мир, в котором жизнь текла на свой, особый лад, подчиняясь строжайшему, почти монастырскому уставу и проявляя значительный оттенок религиозности.