Гапур — тезка героя

Мне не нравились глаза Касума — маленькие, белесые; но главным был не цвет глаз и не размер, а то неприятное выражение, которое стояло в зрачках, когда мельник разговаривал с людьми, — казалось, он только и ждет чужой ошибки, чтобы обхитрить, облапошить, обворовать тебя. Руки у него были тоже неприятные — толстые, короткие, с крупными пальцами, всегда согнутыми грабельками; можно было подумать, что Касум нацелился на поживу и с минуты на минуту цапнет ее.

Если б бабушка не поспорила с мельником, я бы и тогда глядел на него с неприязнью. А за что любить Касума — за обманные глаза и загребущие руки?!

В общем, мне хотелось ему отомстить. Но как? Будь на его месте какой-нибудь мальчишка, я бы задал ему хорошенько — и порядок. С Касумом же в открытую столкнуться я не мог: силы у нас разные.

И вот этой зимой маме пришло письмо от дальнего родственника. Живет он где-то на Камчатке. Так вот, родственник этот забыл почему-то наклеить марку на конверт, и маме пришлось доплатить за письмо целых десять копеек.

«А что, если посылать доплатные письма мошеннику Касуму? — мелькнула у меня мысль. — Ведь каждый раз ему придется платить десять копеек! Хорошо придумано!»

Я мог бы посылать мельнику просто пустые конверты. Но тогда он не понял бы значения этих посылок. А дело было не только в том, чтобы Касум истратился. Я хотел лишний раз дать ему понять, что он жулик и что людям это известно.

В первый конверт я вложил записку такого содержания: «Плати даром-шаром десять копеек. У тебя денег много. Ты на мельнице муку воровал».

Прошло несколько дней. Как-то выглянул я в окно, гляжу: идет Касум. Лицо у него важное, хитрая усмешка на губах, будто на мое доплатное письмо ему сто раз наплевать. Разозлило меня это. Я тут же сел к столу, написал Касуму сразу пять записок со словами: «Плати даром-шаром десять копеек. У тебя денег много. Ты на мельнице муку воровал». В тот же день и отправил пять доплатных писем.

Скоро в ауле все заметили: с мельником творится что-то неладное. Он ходил по улицам, прижимаясь к плетню, испуганно оглядываясь. Когда кто-нибудь окликал его, не отзывался, а переходил на скорый шаг, стараясь побыстрее скрыться.

Правда, к одному человеку он все-таки подошел. К нашему учителю, Гамиду Башировичу. Подошел и тихо так спрашивает:

— Вот вы все науки превзошли, тогда скажите мне, что это такое — «даром-шаром»?

Ничего не мог ответить учитель. Я ведь эти слова сам выдумал…

Потом Касум начал допрашивать нашего почтальона, дядю Бекмурзу́: не знает ли он, какой шайтан засыпает его доплатными письмами?

Почтальон у нас мужчина строгий и немногословный. Он ответил Касуму, что существует тайна переписки и ему ни к чему знать, кто пишет эти письма: достаточно того, что он знает, кому они адресуются. И, ответив так, он потребовал у Касума тридцать копеек за очередные три письма…

За полтора месяца я отправил в адрес мельника шестьдесят доплатных писем. Что творилось с Касумом, вы и представить себе не можете! Он похудел, его маленькие глазки стали еще меньше. Если недавно он бегал от людей, то сейчас, наоборот, останавливал знакомых и незнакомых. Суетясь и разводя руками, похожими на клешни рака, он жаловался на судьбу и показывал всем мои письма. Их собралась уже толстая-претолстая пачка.

— За что надо мной издеваются? — восклицал Касум, показывая письма собеседникам. — За что? Ну, взял я с мельницы пару мер сорной муки, мои женщины из нее болтушку для ягнят делали. Винюсь — было! Я в правление ходил, сказал там, что признаю свою ошибку… Чего ж от меня теперь хотят? Чтоб я наизнанку вывернулся? — Касум втягивал голову в плечи. — Да еще пишут в письмах обидные слова «даром-шаром». Что это такое — «даром-шаром»?..

Вскоре Касума сняли с должности мельника и определили в бригаду полеводов…

Я долго не говорил бабушке о том, что являюсь автором доплатных писем. Но однажды не вытерпел и рассказал. Ах, как она смеялась! Я никогда не видел, чтобы бабушка так смеялась, честное слово! Из глаз у нее потекли слезы, а морщинки, собравшиеся на щеках, поскакали по всему лицу…

Но, насмеявшись вволю, бабушка принялась, как обычно, ругать меня. Она говорила: если Касум дурной человек, мне совсем не обязательно брать с него пример и уподобляться ему. Чтобы укорить меня, бабушка даже привела ингушскую пословицу: «Плохая собака исподтишка кусает».

Я молчал и не спорил. Я понимал, что было бы честнее и благороднее высказать Касуму всю правду в лицо, — бабушка ведь так и поступила. Однако у меня были кое-какие оправдания. В конце концов, что можно бабушке, того нельзя мне. Ей Касум ничего не мог сделать, когда она назвала его вором и мошенником. А мне бы уши оторвал! Это уж точно. Так что хочешь не хочешь, пришлось кусать мельника исподтишка…

И вот теперь этот Касум хочет купить у нас осла!

Не знаю, зачем осел ему понадобился. Но раз понадобился — пусть покупает! Я не против. Даже наоборот. Ведь я уже вам говорил: я ослов терпеть не могу. А Касум, наверное, их любит. Во всяком случае, меня теперь никто не назовет «ослятником», а Касума могут назвать…