Гапур — тезка героя

Я взял сумку, собираясь уходить, но в эту минуту кто-то постучал в окно, и знакомый голос почтальона Бекмурзы́ окликнул дядю.

В один миг я был на улице.

Почтальон Бекмурза, высокий, плотный, как чинар, подал мне письмо.

— Отдай дяде, джигит…

Я поблагодарил его и вернулся в дом.

На конверте была красивая марка с ракетой, и, прежде чем отдать письмо дяде, я внимательно ее рассмотрел. Мне рисунок понравился, я даже решил позаимствовать у него некоторые детали для своих будущих произведений.

Дядя надорвал конверт, вытащил какую-то бумажку — я заметил на ней синий штампик в углу — и стал читать.

Я уже описывал вам лицо дяди. Вы должны помнить. У него маленькая голова, жидкие волосы он расчесывает на пробор, а холеные усы загибает вверх на манер турецкой сабли. Но если б я сейчас взялся говорить, как выглядит мой дядя, я бы описывал его совсем по-другому. Дядино лицо неожиданно изменилось: всего минутка прошла, а оно стало новым и, как мне показалось, очень красивым. Глаза… Ну, где мне найти слова, чтобы объяснить, какими большими и яркими были сейчас глаза дяди! Мне вдруг открылось, что у него крутой, мужественный подбородок, говорящий о большой воле. Я увидел дядин высокий лоб и вспомнил то, что давным-давно говорила бабушка: «Твой дядя — умнейший человек. Его умом мог бы прожить весь наш аул…»

И это была святая правда! Сейчас я в это так поверил, на всю жизнь!..

А дядя между тем встал и прошелся по комнате, печатая каждый шаг. Он шагал и мурлыкал себе под нос:

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война!

Я даже рот раскрыл от удивления. Дядя Абу поет! Да что с ним такое?

— Родина не забывает тех своих детей, — торжественно заговорил дядя, — которые честно, не щадя крови, выполняют перед ней свой солдатский долг!

Я молчал, ожидая продолжения и не понимая, зачем дядя вспомнил об этом.

— Почитай, что там написано, — сказал дядя и, вздохнув полной грудью, кивнул мне на стол, где лежала бумажка с синим штампиком на уголке.

Я взял письмо и начал читать: «Уважаемый товарищ… Указом Президиума Верховного Совета СССР…»

— Читай вслух, — тихо попросил дядя, поворачиваясь ко мне спиной и глядя куда-то в стену.

— «Уважаемый товарищ… Указом Президиума Верховного Совета СССР… за мужество и бесстрашие в боях с фашистскими захватчиками… в связи с пятидесятилетием Советских Вооруженных Сил… вы награждаетесь орденом Отечественной войны II степени…»

— Все? — дрогнувшим голосом спросил дядя.

— Нет, — ответил я. — Тут еще говорится: «О дне вручения высокой Правительственной награды сообщим Вам особо. Поздравляем! Военком… подполковник Волков»…

Я положил письмо на стол и взглянул на дядю. Мне вдруг показалось, что голова у него странно дернулась, — так бывает, когда плачешь.

— Дядя Абу! Вы плачете? — не выдержал я.

Он выпрямился. Он по-прежнему стоял ко мне спиной. Но теперь во всей его фигуре — худощавой, стройной, похожей на туго натянутую струну, — не было и тени слабости.

— Дядя…

Но дядя Абу перебил меня.

— Кто сказал, что я плачу? — спросил он неровным голосом. Но вот голос окреп, налился силой. — Разве мужчины плачут? Ты видел когда-нибудь у ингушей, чтобы мужчина плакал?

— Не видел, — признался я.

Дядя наконец повернулся ко мне. Я впился в него глазами, стараясь понять чувства, овладевшие им. Все ясно: он плакал! Он скрывал это от меня, но он все-таки плакал! Вон в левом глазу еще замерла слезинка!

Да, я не видел, чтобы мужчина плакал. Ингуши не плачут от горя. Но кто сказал, что не позволяется плакать от радости?..

2: 2 В НАШУ ПОЛЬЗУ

Вы сейчас прочли заголовок и удивились: как это может быть, чтобы счет был не просто два — два, а два — два в чью-то пользу?

Удивляться нечего. Значит, может, если я так говорю. Вот послушайте мой рассказ…

Все началось еще тогда, когда, размахивая пустой сумкой и напевая песню, услышанную от дяди Абу, я шел домой.

Около сельмага на меня налетел капитан футбольной команды Магомет. Он был весь потный и лоснился, словно смазанный вазелином.

— Где ты пропадаешь? — накинулся он на меня. — Я тебя целый час ищу!

— А что случилось?

— «Что случилось»… — иронически протянул Магомет. — Сегодня суббота, забыл?

— Не забыл. А что?

— Через час карабулакцы приезжают! — заорал Магомет. — А он по аулу шатается и песенки распевает!

Теперь уже я накинулся на Магомета:

— Значит, Хасан уехал?

— Уехал.

— И ты меня на левый край ставишь?

— Ага.

Я помолчал, раздумывая, задавать ли следующий вопрос. И все-таки решился.

— А Сулейман будет играть?

— Будет.

— Хорошо, — сказал я. Мне действительно хотелось, чтобы Сулейман играл. Конечно, не вместо меня, а рядышком, как говорится, на пару со мной. — А Сулейман вместо кого?

— Вместо Бийберда́. Он заболел, его мать в постель уложила и Ивана Ивановича вызвала.

— Понятно, — сказал я.

— Ты вот что, — заговорил Магомет, — беги домой, бери бутсы — и сразу на поле…

— Ладно!